К слову, на другой день после нашей переписки я тоже в душе немного нервничала, когда шла к нему в больницу. Одно дело – написать, а другое – вот так прийти, лично сказать, в глаза посмотреть. В Артеме я уже не сомневалась, но сама робела. Смешно, конечно, учитывая, что между нами было. Но всё получилось само собой, естественно и легко. И даже как-то трогательно, хоть и без лишних слов. Он меня просто обнял и этим всё сказал: мы – вместе, ты – моя. А я как бы тоже подтвердила – уходя, поцеловала Артема в губы. Едва касаясь, конечно, потому что боялась что-нибудь ещё ему там повредить.
А вечером, когда вернулась домой, у нас с ним снова развернулось продолжение романа в письмах. Точнее, в сообщениях. Я так и ходила по квартире с телефоном. Наливала зеленый чай – и одновременно читала, что он мне написал, ужинала – и одной рукой писала ему ответ. И писали-то мы друг другу в основном всякие глупости, в духе:
«Что ты сейчас делаешь?»
«Думаю о тебе, а ты?»
«И я тоже»
«Хочу тебя увидеть…»
И такое у нас развлечение уже почти три недели. И не надоедает же!
А ведь раньше у других пар мне подобное казалось слащавым, наигранным и дико раздражающим, и я искренне считала: «Слава богу, что мы с Марком подобной „ерундой“ не страдаем». А тут вдруг радуюсь как девчонка и даже засыпаю с улыбкой.
Сегодня Артема выписывают. Он и так пролежал в больнице три с лишним недели. Все его жуткие гематомы сошли бесследно. Переломы, слава богу, срослись. Шину вот, правда, ему носить ещё неделю. Но он уже приноровился. Худо-бедно научился пить. И говорит уже довольно бегло и вполне себе внятно, просто как будто цедит сквозь зубы. И не стесняется больше своей шипящей-свистящей дикции. А то первое время молчал со мной как пленный партизан, изредка только выдавливая из себя «да» или «нет», но затем потихоньку разговорился.
И я тоже привыкла к его виду. Когда он улыбается широко, больше не вздрагиваю внутренне, как было в первые пару-тройку раз. И мы оба уже вовсю даем волю рукам, закрывшись в палате вечером, а то ведь я поначалу боялась лишний раз его коснуться, нечаянно сделать больно.
Вчера договорились, что из больницы заберу его я. В смысле, заеду за ним после обеда. Я даже все встречи перенесла на послезавтра. И потом до полуночи наводила дома идеальный порядок, чтобы ни пылинки, ни соринки, чтобы всё сияло. Спать затем рухнула без задних ног от усталости.
А утром встаю в семь, тянусь к телефону выключить будильник, а от Артема уже есть новое сообщение: «С добрым утром, Любимая!». Прямо как в песне. И я, пританцовывая, иду в ванную.
Опять за завтраком, между делом, обмениваемся с ним нежностями, я даже забываю о времени, что со мной иногда теперь случается. Потом спохватываюсь – опаздываю!
Мчусь в офис на всех парах. Работы у нас невпроворот. Совсем скоро суд. Ещё и журналисты одолевают. После избиения Артема дело получило широкий резонанс. И СМИ жаждут подробностей про все делишки Извекова.
Это, с одной стороны, мешает, а с другой – при таком общественном внимании Извекову уже никак не соскочить.
Васильев как-то обронил, что отец Руслана Извекова начал всерьез давить на его начальство через свои связи, а начальство, соответственно, – на Васильева. Но теперь, конечно, прикусили языки.
Освобождаюсь к трем и бегом в больницу. Благо – совсем рядом. Залетаю, счастливая, в палату и резко останавливаюсь.
У Артема гости. Всё это время я приходила к нему вечером, после работы, перед самым закрытием, поэтому ни разу не застала его родителей. И, честно сказать, предстоящее неминуемое знакомство меня беспокоило. Хоть Артем и утверждает, что у него мировые родители, но я-то понимаю, что в их глазах я – та, по вине которой он пострадал. И это они еще не знают, как мы с ним познакомились… Боже, вспоминаю и самой стыдно.
В общем, к встрече с его родителями я морально не готова. А сейчас у него в палате они, всей семьей. Да еще и Лена Свиридова с ними.
Захожу – и шум тут же смолкает. И сразу всё внимание на меня. И Артема, как назло, нет. Судя по звукам льющейся воды, он в уборной.
– Здравствуйте, – говорю первая, чувствуя себя ужасно неловко под пристальным взглядом его матери. Стройной моложавой блондинки. Выглядит она, конечно, прекрасно. Встреть её на улице, я бы не поверила, что у нее есть уже такой взрослый сын.
– Здравствуйте, – отвечает она сдержанно. И следом тихо-тихо повторяет «здравствуйте» маленькая светловолосая девочка и жмется к маминому боку, а на меня смотрит настороженно.
Это Ксюша, догадываюсь я. Сестренка Артема. Художник того милого рисунка над его кроватью. Бросаю взгляд – рисунка на стене уже нет. И вообще все вещи Артема собраны в сумки. На кровати только верхняя одежда лежит.
– Привет, – с широкой улыбкой произносит отец Артема. И я поражаюсь, насколько сильно Артем похож на него внешне. Прямо одно лицо.
– Здравствуйте, Валерия Сергеевна, – здоровается последней Лена Свиридова и при этом испепеляет меня красноречивым взглядом. Поворачивается к матери Артема и поясняет: – Это наш преподаватель по доказыванию.
Маму эта информация явно озадачивает. Она хмурится, но молчит. Повисает напряженная пауза. Я расчет Лены прекрасно понимаю, и это было бы смешно, но мне неловко. Я и так тут перед ними как кукла на витрине. Мама смотрит на меня настороженно, даже с подозрением, Лена – с лютой ненавистью, отец Артема – с любопытством.
И что Артем так долго плещется? Я уже не знаю, куда себя деть, что им сказать. Но тут его отец делает шаг ко мне и с искренним дружелюбием протягивает руку.
– Эдуард, отец нашего прекрасного оболтуса.
– Лера, – улыбаюсь я в ответ.
Напряжение в палате на несколько градусов снижается, но ненадолго. Тут открывается дверь, заходит врач с листком в руке.
– Вот выписка. А где…? – оглядывается он. Замечает меня. И с улыбкой говорит: – Вся семья в сборе. Вот возьмите тогда.
Сует мне в руки эту выписку и продолжает:
– Я тут расписал подробно, что рекомендуется, чего надо избегать. Через неделю пусть придет снимать шину.
– Хорошо, – киваю я слегка в ступоре.
