И тут же следом:
«Я люблю тебя. Это правда».
Представляю, какая у меня счастливая физиономия сразу сделалась! И на эмоциях тут же строчу ей как из пулемета одно сообщение за другим:
«И я тебя люблю!»
«Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю!»
«Я для тебя на всё готов!»
«Я что хочешь для тебя сделаю!»
Она вклинивается в мой поток:
«Я хочу, чтобы ты поскорее поправился!»
Но меня не остановить.
«А я хочу, чтобы ты была только моей!»
Ну, это я на Карлсона намекаю.
«Хорошо», – отвечает Лера и опять добавляет смайлик.
Я, наверное, дебил, если в такой момент рискую всё испортить. Но… ну как тут не спросить про Карлсона? Он же, сука, мне весь мозг изъел!
«Лера, скажи честно, у вас с Карлсоном, ну с этим преподом Бутусовым было что-то? Если что, я не с претензиями. Я, правда, попытаюсь понять и все такое. Мне просто нужно знать».
«Ничего у нас с Игорем не было, если не считать совместного похода в клуб. Но и ты там, как помню, был с подругой».
«У меня нет никакой подруги. А, ты про Веру, видать. Она мне не подруга. Просто знакомая. Я вообще ни на кого, кроме тебя, смотреть не могу. Но Карлсон, он же в то утро с тобой был!».
«Игорь мне тоже просто знакомый, бывший коллега, ничего более. У него сгорел компьютер, а ему нужно было срочно доделать работу. Ночь, обратиться не к кому, вот он и напросился. Игорь до утра печатал что-то там, а я спала в другой комнате. Только и всего. Я бы тебе врать не стала. Особенно сейчас. Так что не переживай. Ну что, допрос окончен, Отелло?»
У меня такое чувство, будто я до этой секунды был заморожен и тут начал оттаивать. Нет, будто мне на грудину давила каменная глыба, а теперь ее не стало. И я ничего лучше не нахожу, как снова написать:
«Я тебя люблю».
«И я тебя. Так что забудь про Игоря, хорошо? Ты и так его избил, по сути, ни за что».
Я про ту историю в клубе даже думать забыл, но тут опять завожусь:
«Ну конечно, избил! Если только в его фантазиях. Лер, ну он же гонит, серьезно. Я его тогда вообще не трогал. Встретил случайно в туалете и то сначала ни слова ему не сказал. Он сам ко мне начал цепляться. Провоцировал, типа, ты с ним теперь, всё у вас было, тусуйся, лох. Я, может, и хотел ему втащить, но не успел. Ну и на улице потом тоже не вышло, ты же меня остановила. Так что свои ушибы он сам себе нарисовал, ну или кто-то другой помог. Но точно не я. Я бы тебе врать не стал».
«Ну и хорошо. Тогда тем более забудь о нем».
«А мы вместе? Ты же теперь со мной? Моя?»
Лера долго что-то писала, писала, значок карандаша то исчезал, то снова появлялся. Я уже, если честно, начал нервничать. Но тут приходит просто: да.
* * *
На следующий день паломничество продолжается. Только сегодня меня никто и ничто не раздражает, не утомляет, не злит. Наоборот. Я вообще весь мир люблю, а особенно ту бабку-уборщицу, которая мне листок с тестом сунула в руки.
Меня прямо распирает от счастья.
Когда приезжают родители, отец с порога, только взглянув на меня, сразу просекает:
– Что, Пантера, твоя побывала?
– Угу, – киваю довольный.
Кстати, у меня даже мычание сегодня более разборчивое. Но не всем я его, конечно, демонстрирую. С Ленкой вот молчал, не хочу с ней говорить, даже если б челюсть целая была. Да и Вере Филимоновой – она приходила извиняться и даже плакала – тоже нечего было сказать.
Ну и конечно, я с самого утра жду Леру.
Руки зудят написать ей, но знаю по своему опыту, как напрягает, когда тебя все время дергают. Когда все время требуют внимания. Ну и к тому же у нее сейчас работы по горло.
Так что жду, типа, спокойно, хотя внутри извожусь от нетерпения.
Лера приходит почти перед самым закрытием. Около семи вечера. Я уже слегка приуныл. И вообще в процедурном был. А тут захожу в палату – она. Стоит возле кровати, меня ждёт, улыбается, но скованно. И я вижу, что она если и не откровенно смущается, то ей все равно неловко. Теперь же у нас всё по-новому. И как вести себя... в общем, оба не очень ещё представляем.
Да и мне тоже как-то непривычно, если честно. Да какой там непривычно? Немыслимо! Это ж Лера! Моя недосягаемая мечта. И вот она рядом. Моя! И у меня аж голова кругом. Внутри захлестывает. И что сказать – не знаю.
Мы вчера, конечно, обо всем в переписке договорились, признались в чувствах, решили быть вместе. Она согласилась! Но, черт возьми, вот так сразу, оказывается, сложно перестроиться. И когда смотришь друг другу в глаза, то все слова забываются. Она молчит, ну а я – тем более.
Лера словно замерла на месте. Тогда подхожу к ней сам, обнимаю за талию, притягиваю к себе. Медленно, словно всё ещё поверить не могу, что не оттолкнет, не прогонит. Но она не отталкивает. Наоборот, как-то сразу расслабляется. И уже сама обнимает меня за шею, прижимается к телу, целует меня, нежно так… Затем склоняет голову на плечо, и я легонько вожу по её виску губами, чувствую под тонкой кожей пульс. Вдыхаю ее офигенный запах. И умираю от счастья…
Минуту, две, десять мы просто стоим посреди палаты, сжимая друг друга в объятьях. Без всяких слов. Просто проваливаемся в чувства. И мне кажется, что сейчас, не тогда в отеле или у Леры дома, а именно сейчас между нами возникает близость, настоящая, навсегда…
Потом в палату заглядывает медсестра и, в конце концов, выпроваживает Леру.
– Я завтра приду, – обещает она, уходя, и касается моей руки.
Я буду очень ждать, отвечаю ей взглядом. Ловлю ее пальцы на секунду и нехотя отпускаю.
И даже когда остаюсь в палате один, я по-прежнему чувствую эту близость между нами...
54. Лера
Кто бы знал, как я отчаянно трусила, когда написала в тесте Артему свое послание. Не знаю, почему. Не знала, как он отреагирует, не знала, чего ждать. Опасалась, что записку найдет кто-то другой, мало ли.
И когда, выйдя из душа, обнаружила в телефоне его сообщение, у меня просто гора с плеч свалилась.
И как хорошо, что мы всё обсудили в переписке, потому что глядя в глаза, я не решилась бы сказать ему многое из того, что, в общем-то, и написать было непросто.
Да мне и до сих пор не верится, что мы с ним теперь вместе. Никак свыкнуться не могу. Всё кажется, что это похоже на сон, ну или хотя бы на авантюру с моей стороны. Бездумную и опрометчивую. Но я – счастлива.
Меня просто распирает от радости. Не такой, как обычно: взвешенной, понятной, сдержанной. А какой-то искристой, как речная рябь на солнце, шипучей, как шампанское, и безбашенной. Я даже хожу эти дни как с приклеенной улыбкой и чувствую себя лет на десять моложе. Глупо, наверное, но и пусть.
