– Ты хоть в курсе, сколько у меня час стоит?
Кивком прошу Аню озвучить. Девушка, которая пришла вместе с Шаламовым, округляет испуганно глаза и бросает на него красноречивый взгляд: «Мол, пошли отсюда! Ты с ума сошел?»
Но этот глупец даже бровью не ведет.
– Не проблема, – хорохорится он, да еще и добавляет этак надменно: – Лишь бы результат был.
Ну что ж, думаю про себя, держись…
И приглашаю обоих в свой кабинет.
44. Артем
Не знаю, на что я рассчитывал, когда набрал Леру…
Да ни на что в принципе. Просто хотел поздравить, а там уж как пойдет. Думал, хуже все равно уже не будет. Но, по ходу, ошибся. В общем-то, Лера посылала меня не раз, и не два, но, наверное, впервые так яростно. Прямо с какой-то лютой ненавистью.
А я и так из-за нее места себе не находил, а после этого разговора вообще не знал, куда ломиться. Образно, конечно. Точнее, в душе. Физически-то я как пень сидел потом за столом с родителями и Ксюшкой и портил всем новогоднее настроение своей мрачной миной.
Они меня пытались растормошить, разговорить, но я вообще не стыковался. Только раз чуть не заржал, но и то, скорее, от нервов. Это когда мама двинула в мою честь хвалебный тост за то, что сессию сдал хорошо. Знали бы они, что я вообще чуть не вылетел из универа. Но, слава богу, они про ту заварушку даже не в курсе.
Я сам уже мысленно готовился отчалить в армию и ждал удобный момент, чтобы объясниться с родителями. Потому что последняя надежда что-то доказать провалилась, когда видео из клуба оказалось ни о чем.
Сначала я, конечно, воспрянул духом, когда Клео по просьбе Влада с кем-то там договорилась, чтобы мы посмотрели записи за тот вечер. Но воспрянул ненадолго.
Мы пересмотрели всё. Нашли несколько фрагментов, где Карлсон мелькнул, но там даже не понять, битая у него морда или еще пока нет – такое всё мелкое, смазанное, черно-белое. Одно ясно: ни с кем, кроме меня, он в тот вечер в клубе не рамсовал. Зато на уличной записи я будто ни с того ни с сего на него попер с перекошенной физиономией. Так что вариант с камерами играл, скорее, против меня, чем доказывал, что я его не трогал.
А после того, как я послал Карлсона при декане, мне знакомая девчонка – секретарша в ректорате – доложила, что всё, моя песенка спета. Меня отчисляют даже без возможности восстановиться.
Так что я уже представлял себе, что буду говорить маме. Точнее, как раз таки не представлял…
Но на следующий день меня вызвали в деканат и влепили всего-то строгий выговор. Передали, что Карлсон меня великодушно простил, но я должен вести себя тише воды ниже травы и всё такое. Грошев, декан, наверное, ждал, что я рассыплюсь в благодарностях, потому что внезапно разозлился за мое молчание. Псих.
Нет, я, конечно, рад, что меня не отчислили. Маму не придется огорчать, ну и четыре года все-таки было бы жалко. Но я бы лучше свалил из универа, если б потребовали благодарить или, еще хлеще, извиняться.
В общем, эта эпопея каким-то чудом завершилась, и родители ни сном ни духом.
Они думают, что я весь такой в глубоком миноре из-за несчастной любви. Хотя чего уж, так оно и есть.
Отец пару раз спрашивал, типа: ну что, всё так же глухо? Но я даже обсуждать ничего не хотел. Смысл в ране ковыряться?
Вот и сидел за новогодним столом как на поминках. А когда мои пошли на улицу пускать салют, я поскорее убрался к себе, типа, спать.
Спать я, естественно, и не собирался. Просто тупо рефлексировал. Вспомнил вдруг Ленку, точнее, она сама о себе недавно напомнила –позвонила маме поздравить её.
Скорее всего, мне тоже названивала, но я после той выходки с Верой засадил её в черный список. Ну и когда встречались лично, включал полный игнор.
Ленка позвонила, когда мы уже сидели вчетвером за праздничным столом, а я буквально за десять минут до этого «пообщался» с Лерой. Мама с ней обменялась поздравлениями-пожеланиями, а потом протянула свой сотовый мне:
– Лена просит тебя, Артём. На минуту.
– Нет, – отказался я. – Не хочу.
Мама округлила глаза, стала показывать лицом, что так нельзя, что надо быстро взять телефон и скорее девушке ответить, но я не пошелохнулся. Тогда она извинилась перед Ленкой и соврала, что меня, оказывается, нет дома. Потом явно вознамерилась высказать мне за это, но взглянула на мою мину и как-то сразу передумала. Укоризненный взгляд моментально стал жалостливым, а меня от этого ещё больше приплюснуло. Дожился – меня мама жалеет, б***, как обиженного маленького мальчика.
А позже вдруг подумалось, что я сам как Ленка. Только с Лерой. Я люблю, а Лера меня нет. Она меня вечно гонит и посылает, а я никак отстать не могу. И сто тысяч раз уже себе сказал, что хватит унижаться, но… даже вон во время теста не удержался и написал, дебил, что люблю её. Ну точно от отчаяния крыша поехала.
Потом думал, что после своей приписки ни за что больше к ней не подойду, не позвоню, вообще ничего и никогда. Ну и сколько моё «никогда» длилось? Три дня еле выдержал и позвонил.
Потому что я просто задыхаюсь, так хочу увидеть её или хотя бы услышать голос. Пусть даже такой – враждебный. Хотя от её слов и обвинений у меня все нутро скручивает.
Хотя было и немножко хорошего. Она, оказывается, не живет с мужем. Разводится с ним. Впрочем, толку-то, если теперь вокруг нее вьется этот ср*ный Карлсон.
* * *
Второго января прямо с утра мне вдруг звонит Юля, та самая девчонка, которая в ректорате секретаршей работает. Мы с ней сто лет назад случайно пересеклись на вписке, где к ней какой-то неадекват клеился. Я вписался за нее, Влад потом – за меня. Ну и мы с ней с тех пор здороваемся и немного общаемся.
Я ещё размышляю, ответить или нет. Не хочу с ней разговаривать сейчас. Не именно с ней, а вообще ни с кем не хочу. Потому что, когда тебя так бомбит, меньше всего охота вести светский разговор. Но всё-таки отвечаю, вдруг что-то насчет отчисления.
И так в прошлый раз лоханулся – не отвечал ей, а она самая первая пыталась мне про Карлсона и его докладную сообщить.
– Привет, Юль, – старательно изображаю нормальный тон.
– Привет, Тём. Как дела? С наступившим тебя, кстати.
– И тебя. Надеюсь, ты звонишь не затем, чтоб сообщить, что ректор снова передумал и меня все-таки отчислят?
– Ничего такого я не знаю, зато знаю кое-что похлеще!
– Ты про что?
– Короче, Тём. Это всё строго между нами. Я тебе ничего не говорила, понял?
– Угу, – обещаю и сразу внутренне напрягаюсь от такой вводной.
– Одна дура на тебя накатала жалобу. Ну, то есть не на тебя, а на вашу преподшу. Самарину. Типа та с тобой закрутила, все дела. И вообще она аморальная особа. Даже типа есть свидетели, что вы с ней прям в аудитории зажимались и целовались.
