Они приближаются, я готовлюсь… и тут вдруг выскакивает из другой аудитории Игорь. Завидев меня, преграждает путь и обрушивает целый поток комплиментов.
– О, Лерочка, здравствуйте! Вы же только к следующей паре должны были… Как себя чувствуете? Выглядите потрясающе! Умопомрачительно! Даже лучше, чем обычно…
Конечно, лучше – обычно-то я по часу не крашусь, не укладываю прическу волосок к волоску, да и одеваюсь построже и поскучнее.
– Вы случайно не как Бенджамин Баттон? С каждым годом молодеете и хорошеете? А не хотите…
Шаламов с компанией проходят мимо. Если у него и есть какие-то мысли или эмоции, то этого не видно. Он не строит из себя ни оскорбленного, ни безразличного, ни разочарованного. Он не прячет взгляд. Не флиртует нарочито с девочками. То есть слегка может и флиртует, но это у него выглядит просто и естественно, как обычно, а не наигранно, чтобы вызвать ревность. Поравнявшись с нами, он не отворачивается, а, спокойно глядя в глаза, вежливо со мной здоровается:
– Здравствуйте, Валерия Сергеевна! – призносит он дружелюбно и ровно, именно так, как здоровается любой студент, с которым у меня нормальные и исключительно рабочие отношения. В его взгляде нет ни льда, ни горечи, ни боли, нет вообще ничего…
И это значит – он либо превосходный актер с завидной выдержкой, либо вчера он просто всё обрубил для себя. Окончательно и бесповоротно. Как я с Гаевским. И мне почему-то становится нехорошо. Не обидно, не грустно, а именно – нехорошо.
Однажды, еще будучи помощником адвоката, я после двух суток работы возвращалась домой и, уснув в троллейбусе, оставила там папку с документами. В троллейбусном депо мне её вернули. Но пока ехала в это депо, десять раз себя как юриста похоронила. Я ведь думала, что всё, за такой косяк меня теперь попрут отовсюду, карьера закончена, не начавшись. До сих пор помню то чувство гнетущей безысходности. И вот сейчас я вдруг испытала нечто подобное. Почему – не знаю.
– Игорь, извините, мне некогда, – пожалуй, резковато и немного раздраженно обрываю его я и пытаюсь обогнуть. Он лишь недоуменно хлопает глазами и бормочет:
– Что-то не так?
Всё не так. Шаламов уже скрылся из виду. Да и не стану же я бежать за ним вдогонку.
В тот день я больше Артёма не встретила. И на следующий он мне тоже, увы, не попался. Да и никто из его компании. Хотя я и не выискивала, конечно. День был слишком загруженный. Ну и беспокойство за него улеглось.
Решила, в пятницу на семинаре мы уж всячески встретимся, там и поговорим. После пары извинюсь, поблагодарю и телефон верну. Да, и теперь уже я поздравлю его с днем рождения.
К таким красивым и впечатляющим жестам, как у него, я, конечно, не готова, но дорог ведь не подарок, а внимание. Правда, что ему подарить – большой вопрос. Что нужно двадцатилетнему парню, у которого всё есть? И об интересах которого я ровным счетом ничего не знаю.
Ломаю голову весь день, а утром в пятницу заезжаю по пути в «Читай-город» и забираю сделанный накануне интернет заказ – подарочное издание лучших судебных речей. Между прочим, тоже недешевый, но такой роскошный… мне даже самой себе такой же точно захотелось.
Но это ещё не всё. Порядком поколебавшись, я всё же осмеливаюсь надеть на семинар кулон Артёма. Надеюсь, он увидит – и всё поймет. А что не поймёт – то скажу словами…
Приезжаю в универ, и меня вновь охватывает волнение. Но лишь до тех пор, пока не начинается семинар. Потому что Шаламов на пару не приходит. И неожиданно для себя самой я расстраиваюсь.
– Шаламов опаздывает или отсутствует? – спрашиваю у его друзей, хотя откуда-то сама знаю или чувствую – его нет и не будет.
– Валерия Сергеевна, простите Артема, – отвечает Лена Свиридова. – У него просто сегодня день рождения.
– Значит, пропуск, – холодно резюмирую я и ставлю пометку в журнал посещаемости.
– Ой, ну ладно вам… – тянет она.
– Тихо, – пресекаю я её и перехожу к теме семинара.
Пытаясь скрыть разочарование, веду занятие почти на автомате и вздыхаю облегченно, когда пара заканчивается и все расходятся. Слышу, как Свиридова и остальные, уходя, между собой переговариваются:
– Что, во сколько Тёмыч сказал нам подъезжать?
– К шести, – деловито отвечает Лена, которая, наверное, всё про него знает.
– Оторвёмся хоть нормально…
Они, такие веселые и радостные, выходят, а еще несколько минут сижу за своим столом так, словно на меня навалилась тяжесть и нет сил встать. Ну вот чего я так расстроилась? Всё правильно, он и должен отрываться с друзьями в такой день. Пока молодой и беззаботный.
Но я вдруг так остро почувствовала эту огромную разницу между нами. У него – бушующая юность с её мечтами и порывами, а у меня… Вообще-то до знакомства с Шаламовым я себя считала молодой, но теперь вдруг ощутила если не староватой, то зрелой. А сейчас, увидев со стороны их готовящееся веселье, и вовсе почувствовала себя глупо. Этакая великовозрастная тётя, заглядывающаяся на юного красавчика. Ещё и со скучным талмудом в сумке в качестве подарка…
Глупо и стыдно.
Уперев локти в столешницу, закрываю лицо ладонями. Тру лоб, переносицу. Вздыхаю вслух протяжно. И вдруг вздрагиваю оттого, что кто-то касается моего плеча…
32. Лера
От неожиданного прикосновения резко выпрямляюсь и оборачиваюсь.
– Лера, вам плохо? – обеспокоенно спрашивает Игорь.
– Мне? – переспрашиваю зачем-то. Вид, наверное, у меня сейчас совершенно дурацкий. – Да нет, просто… устала.
– Понимаю, – хмыкает он, присаживаясь на столешницу парты напротив моего стола. – У вас только что такой серьезный процесс закончился. Вам не угрожали? А то всякое читал в сети.
– Ну, это была всего лишь частная компания, а не преступный синдикат, – пожимаю плечами.
– Отдохнуть бы вам не помешало. Вы, конечно, выглядите на все сто, но такое ощущение, что вам плохо. Вы сияете, но как будто из последних сил.
Я пожимаю плечами, не зная, что ему ответить. Вот так ко мне в душу вообще никто никогда не лез, даже мама. Не потому, что ей все равно, а потому что она искренне считает, что всё у меня прекрасно по всем фронтам. А я не спешу разуверять. Смысл её расстраивать?
