Черт, надо войти и просто его выпроводить. Я зажмуриваюсь крепко-крепко, прогоняя подступившие слезы. Вдыхаю поглубже, пытаясь успокоиться и заодно проглотить вставший в горле ком.
Убираю полотенце с головы, и ещё влажные пряди рассыпаются по плечам. Слышу, он там бродит, что-то трогает, передвигает. Делаю ещё несколько глубоких вдохов и наконец захожу.
Нет, естественно, про подслушанный разговор я ему не скажу. И ни в коем случае не дам понять, что уязвлена. Много чести ему будет. Просто выгоню вон и все дела. Ну а мне будет впредь хороший урок.
Шаламов, по-прежнему голый, стоит как у себя дома и даже не подумывает прикрыться. Только вот десять минут назад меня эта его фривольность забавляла, а сейчас неимоверно злит.
Он оборачивается на звук и впивается в меня таким взглядом, будто не я, а он подслушал только что разоблачающий разговор.
– Ты замужем? – спрашивает вдруг полуудивленно-полуразочарованно.
Тут я замечаю, что стоит он возле каминной полки.
Камин у меня электрический, разумеется, но портал у него добротный. С подиумом, массивными стойками и вместительной полкой, на которой стоят рамки с фотографиями: я с родителями, просто я, просто родители и… мы с Марком. Наше свадебное фото, про которое я вообще забыла. И которое вертит в руках Шаламов.
– Это же тот утырок… как там его… из универа?
Он, может, и утырок, но и ты недалеко ушёл, думаю я. А вслух преспокойно отвечаю, даже сама удивляюсь, как быстро удалось взять себя в руки.
– Да, замужем. Да, это Марк, мой муж.
Шаламов ставит фотографию на место и смотрит на меня ошарашенно. Если бы он обнаружил фото десять минут назад, я бы, скорее всего, выложила всё как есть. Хорошо, что он нашел его только сейчас.
– В смысле – муж? Вы не в разводе? Ты же Самарина, а он…
– Я не брала его фамилию.
– Ты… и вот он? Да ну! Бред какой-то!
– Тебе паспорт показать?
Он тяжело дышит, сжимает и разжимает челюсти, так что проступают желваки.
– Но тогда… тогда что я тут делаю?
Смешно даже. И как хочется ввернуть какую-нибудь фразочку из его телефонного разговора, но ограничиваюсь сухим и холодным тоном:
– А ты, Артём, уже собираешься и уходишь.
Шаламов смотрит так, словно это не он только что предал меня, не он растоптал вообще всё, а наоборот – я.
– Лера, что всё это значит? – подходит он ко мне. – Я не понимаю тебя. Что тогда это было?
– Что тут непонятного? Был просто неплохой секс. И всё. Теперь можешь быть свободен. Ты же не думал, что… – с усмешкой говорю я, но не успеваю закончить. Шаламов с потемневшим лицом выскакивает из спальни, чуть не сбив меня с ног.
Хватает джинсы, которые оставил в ванной. Натягивает их второпях. Толстовку надевает уже на ходу. Курточку сдергивает с вешалки, но не надевает, ощупывает карманы. Потом что-то достает. Не глядя на меня, кладет это «что-то» на столик для ключей, бросив глухо:
– С днем рождения.
Потом так же спешно сует ноги в кроссовки, открывает дверь, но на пороге оглядывается… И я отворачиваюсь, не в силах вынести его взгляд, полный такого горького разочарования, что этой горечью отравиться можно.
26. Артём
За сутки до...
– Ну всё, – констатирует отец, – приехали.
Я вздрагиваю и просыпаюсь. Тупо пялюсь в окна джипа, пытаясь понять, где мы.
А мы в лесу. Пейзаж такой, как из хоррора. Ночь, луна, ни души и черные деревья стеной по обеим сторонам дороги.
– Куда приехали? – тру глаза и соображаю пока с трудом.
– Да х*й знает, – бесится отец. – Но присели мы крепко.
– В снег, что ли? Реально застряли? – доходит до меня наконец.
Отец выпрыгивает из джипа, бродит снаружи около минуты, потом возвращается с тоскливым выражением и весь в снегу.
– Бесполезно. Сами не выберемся. Там сугробы по пояс. Да и лебедки нет. Видать, конкретно навалило за ночь.
– Ну, эвакуатор вызывай.
Отец смотрит на меня как на придурка.
– Тём, ты в курсе, где мы?
Я снова озираюсь. Ну, в лесу где-то.
– Кто тебе поедет за триста километров от города? Да и твой эвакуатор тут сам сядет.
– Ну, что-то же есть на такие случаи.
– Что-то, может, и есть, а сети нет.
Проверяю сотовый. Реально – ни одной палки.
– Блин, нафиг ты вообще с трассы съехал?
– Ну ты же у нас переживал, что тебе всенепременно надо во вторник попасть домой.
– А, это мы типа срезали? Ну, круто, чё. А делать-то что будем?
– От посёлка мы не так уж далеко отъехали, километров пятнадцать. Вернемся к Дёмину. Пешком. Там найдем у кого-нибудь трактор.
До смерти неохота куда-то сейчас переться. По темноте, по сугробам, по лесу.
– Ну или давай ты тут оставайся, а я один схожу, – смотрит на меня отец озабоченно. – Нет, правда, Тёмка, я сам схожу. А то на старые дрожжи снова заболеешь. Эм меня убьет.
– Ну уж нет, – поспешно говорю я. – Я с тобой.
– Что? Очкуешь? – смеется отец.
– Да кто очкует? – вру я. – Просто чего я тут буду один?
– Ну идём. Я так-то тоже очкую, – весело подмигивает мне он. – Шапку только надень.
Вываливаемся – а сугробы и впрямь почти по пояс. Ну по середину бедра точно. И десяти метров не прошли, как снег уже набился всюду, куда только можно.
Хорошо хоть сегодня не дубак, как пару дней назад, когда мы с отцом поехали в этот Зажопинск. Вообще, официально это какой-то Заелецк, но по сути – Зажопинск и есть.
Хотя в принципе время провели неплохо. У отца там кореш какой-то стародавний, бывший одногруппник, что ли, я сильно в их отношения не вникал. Отец изредка ездит к нему в гости. И на эти выходные он его тоже позвал. Точнее, нас всех. Там у них какое-то семейное торжество было. Но мама не смогла из-за Ксюшки. Вот отец и выдернул меня с собой, хотя я тоже особо желанием не горел. Ну что я забыл на чужих семейных посиделках? Но отцу попробуй откажи – он мертвого уболтает.
