– Не любишь сюрпризы?
– Не люблю.
– Как скажешь, – пожимает он плечами. – Пойдем уже к тебе? Лера…
И он снова пьяно улыбается. Мне не нравится, что он так накачался. Меня злит, что он наплевательски относится к здоровью. И тем не менее я вдруг понимаю, что подавленного настроения как не бывало. Ну не дура ли?
Мы поднимаемся на один пролет, и я запрещаю себе на время думать о сплетнях, о своих опасениях, о возможных последствиях. Думаю пока лишь о том, что надо напоить его горячим чаем, дать погреться, а потом отправить его на такси домой.
Он плетется за мной по лестнице, а когда я останавливаюсь у двери, пытаясь найти в сумочке ключи, вдруг приваливается сзади. Бесстыже прижимается и обнимает.
– Прекрати сейчас же! – шиплю я. – В любой момент выйдет кто-нибудь из соседей, увидит…
– И что такого? Пусть видят. Мы же не голые.
– Перестань.
Он убирает руки с моей талии, но отодвигаться и не думает. Наоборот, поддает вперед бедрами. И как назло, выходит кто-то этажом выше, но я уже открыла дверь и спешно заталкиваю Шаламова в квартиру.
– Блин, что у тебя там за соседи, что ты так…
– Слушай, помолчи. Раздевайся…
– Предложение, от которого невозможно отказаться, – и он начинает в шутку снимать свою курточку так, словно затеял стриптиз. Сам при этом светится, будто его так и распирает от счастья. А под курткой у него оказывается одинокая роза с алым чуть приплюснутым бутоном.
Пряча улыбку, я беру цветок и подталкиваю его к ванной.
– Мой руки, я пока тебе горячего чаю налью. Погреешься и поедешь домой.
– У меня другие планы, – заявляет он нахально и опять норовит притиснуть меня к стене собой. Но я уклоняюсь и говорю уже строже:
– Артём! Ну хватит. Вот полотенце для рук.
– А можно я под душ? Погреюсь немного?
– Ладно, грейся, – даю ему банное полотенце и выхожу. – Чтобы закрыться, вот здесь на ручке поверни собачку.
– Не буду. Вдруг ты захочешь присоединиться ко мне.
Я игнорирую его реплику.
Что вот с ним делать? Он и так вел себя слишком вольно, а сейчас, под градусом, вообще распустился. Хотя не так уж он и пьян, как мне показалось вначале. Может, лишь слегка.
Но в любом случае мальчик распоясался. Такое ощущение, что он меня вообще не воспринимает как преподавателя. Только как женщину, с которой спал. В этом, конечно, моя вина. А, значит, мне и нужно с этим как-то разобраться.
Пока Шаламов там плещется, я переодеваюсь в домашнюю футболку и шорты. Потом завариваю чай и даже отыскиваю в холодильнике мед и малиновый джем. Ставлю на стол пирожки, которые вчера принесла мне Зоя Ивановна. С тех пор, как я приструнила её родственников или кто они ей, соседка постоянно носит мне свою стряпню. Денег с неё я, разумеется, не взяла. Что взять с пенсионерки? Да и, в конце концов, там и дело-то было пустяковое. Денис, мой помощник, быстренько организовал выезд оценщика и потом документы оформил – вот и все хлопоты. Но Зоя Ивановна уж не знает, как ещё выразить свою благодарность, вот и носит мне то булочки, то пироги, то домашнее печенье.
Наконец Шаламов выходит. Слышу, как отворяется дверь ванной, и сразу внутренне вся подбираюсь. Ловлю свое отражение в темном оконном стекле, и пробегает мысль: надо было другую футболку надеть, по фигуре, эта как мешок. Но тут же одергиваю себя: я совсем уже, что ли?
И тут, о господи, в дверях кухни возникает Шаламов практически в чем мать родила. Только на бедрах полотенце.
Несколько секунд я таращусь на его обнаженный торс и окончательно теряюсь. Ненавижу себя за это, но ничего не могу поделать с нахлынувшим волнением. Прямо чувствую, как к лицу приливает жар. Отворачиваюсь и начинаю, пожалуй, слишком нервно, наливать в кружки.
Да что со мной не так-то?! Он, конечно, хорош. Как с рекламы нижнего белья. В меру загорелый, в меру подкачанный. Но что я, голых мужчин не видела? И его самого видела, даже без полотенца, но волнуюсь как девственница в первую брачную ночь.
– Тебе с лимоном? С молоком? – спрашиваю у него, не глядя.
Вместо ответа Шаламов подходит ко мне и обнимает сзади. Уверенно и нежно прижимает к себе. В просвет между нижним краем футболки и резинкой шорт чувствую кожей его горячие ладони, и в животе трепещет. Сердце колотится тяжело, гулко. А он тем временем склоняет голову и целует меня в шею, над ключицей. Затем чуть выше, обжигая меня дыханием. И ещё выше. А затем шепчет в ухо, задевая его губами так, что спину и плечи вмиг осыпает мурашками.
– С днем рождения, Лера…
24. Лера
– С днем рождения, Лера…
От его шепота по телу пробегает дрожь. Сглатываю и дрогнувшим голосом говорю:
– Перестань…
Но он и не думает останавливаться. Легонько прикусывает мочку уха, не больно, но кожу подергивает новой россыпью мурашек. А затем вновь приникает губами к шее.
– Артём… – собираю я в себе остатки воли и здравого смысла.
Его руки ныряют под ткань футболки, и у меня из легких попросту выбивает воздух. Вместо слов «прекрати», ну или что я там собиралась сказать, у меня вырывается лишь судорожный вздох. Голова плывет, словно это я в одиночку прикончила целую бутыль вина. Все мысли растворились и превратились в кашу, тягучую и вязкую.
Тем временем его пальцы кружат по животу, заставляя меня трепетать еще больше. А затем он накрывает ладонями мою грудь. И по-моему, сам дуреет – как будто впервые сжимает, мнет, оглаживает, ненароком задевая отвердевшие соски, которые сейчас настолько чувствительны, что от каждого такого прикосновения по телу разбегаются электрические разряды. И он, конечно, это сразу улавливает и переключает внимание на них: перекатывает как горошины между подушечками пальцев, обводит по контуру, потирает, слегка оттягивает.
А я прикусываю нижнюю губу, чтобы не издать какой-нибудь пошлый стон. Не знаю, почему, но мне стыдно этой своей слабости. Стыдно, что я так быстро завелась. И хочется скрыть возбуждение, которое горячо и требовательно пульсирует внизу живота.
Однако меня выдает учащенное дыхание. Впрочем, Артём и сам дышит тяжело, рвано. Да и мне в ягодицы весьма ощутимо упирается его член. Замечаю, что уже, оказывается, отставила чайник и стою, крепко вцепившись обеими руками в столешницу. А он, продолжая одной рукой ласкать грудь, второй пробирается под резинку шорт, под тонкую ткань трусиков.
Я, скорее, по привычке, пытаюсь уйти от его нахальных пальцев и выгибаюсь, но получается, что лишь теснее прижимаюсь к его паху. И он, похоже, расценивает это как призыв. И тотчас отзывается хриплым прерывистым вздохом, а его движения становятся напористее и нетерпеливее. Вместо поглаживаний он запускает в меня пальцы, и мои ноги сразу подкашиваются в коленках, а низ живота сводит сладким и мучительным спазмом. Как это неправильно, но сил нет его остановить.
