– Привет, Лера.
– Артём? – узнаю его моментально, и сердце вздрагивает. Но лишь на миг. Сразу беру себя в руки.
Шаламов, кстати, разболелся не на шутку. Две недели уже не появляется на занятиях. Я как раз сегодня спрашивала у Игоря, вернулся ли он в строй. Оказалось – нет.
– Как твое здоровье?
– Жив пока. А твое?
– Замечательно.
Напоминаю сама себе, что собиралась ему сказать, что я для него – преподаватель и больше никто, а потому он должен обращаться ко мне на «вы» и «Валерия Сергеевна», только так, всегда, без исключений. Но почему-то ничего этого не говорю, а просто слушаю его голос. И против воли улыбаюсь…
– Лера, ты как? Наши сказали, что тебя не было. Что вместо тебя кто-то другой пары ведет сейчас. У тебя всё нормально? Ты же не уволилась?
Улавливаю у него тревожные нотки и только шире улыбаюсь. Я потом ему скажу про субординацию и всё остальное. При личной встрече. Такие вещи надо обсуждать с глазу на глаз.
– Нет, пока не уволилась. Запарка была на основной работе, поэтому пришлось препоручить вас Игорю.
– Это Карлсону, что ли?
– Игорю Ивановичу, – стараюсь сказать построже, хотя ни черта у меня не выходит. Врать себе бессмысленно – я, оказывается, очень рада его слышать. Спрашиваю: – Артём, ты долго ещё болеть собираешься?
– Соскучилась? – тут же самодовольно отзывается этот нахал.
Несносный! И самое нелепое – я не знаю, что ему на такие вещи отвечать. А ведь я вообще-то за словом в карман не лезу и выдержка у меня обычно железобетонная. Но Шаламов непонятно каким образом умудряется влёт рушить мою уверенность в себе. И я просто волнуюсь и теряюсь.
А он такой – только дай ему маленькую слабину, как он тут же вторгается в твое личное пространство полностью.
– Молчание – знак согласия, – произносит он опять свою фразу, и я прямо слышу его ликование, но лишь усмехаюсь и качаю головой. А потом он добавляет уже тихо и серьезно, но так что меня вдруг пробирает: – А я соскучился.
Повисает небольшая пауза.
– А откуда у тебя мой личный номер? – говорю первое, что приходит на ум, чтобы скрыть смущение.
– Кто ищет, тот найдет, – заявляет он всё с тем же самодовольством. А затем снова этот его серьезный тон, от которого у меня щемит возле сердца: – Очень хочу тебя увидеть.
Я на миг задерживаю вдох, потом, облизнув пересохшие губы, с напускной веселостью отвечаю:
– Выздоравливай скорее и приходи на пары.
– Я тебя хочу увидеть, а не Карлсона.
– Игорь Иванович, – выделяю голосом имя коллеги, – заменял меня временно. Со следующей недели буду вести я.
– Круто. Обожаю лекции по доказыванию в твоем исполнении. Дожить бы только до вторника.
Мы еще минут десять о чем-то говорим, и наш разговор по ощущениям для меня как американские горки. Когда он шутит или рассказывает о чем-то постороннем, я расслабляюсь, но стоит ему хотя бы слово сказать о нас, как внутри всё тотчас напрягается. А ведь это он – мальчишка, а я – взрослая женщина. Бесполезно. Его откровения выбивают у меня всю почву.
– Мне безумно нравится, как ты пахнешь. Вообще снос башки.
Мне тоже нравится, как ты пахнешь, думаю я, а вслух, естественно, говорю:
– Артём, это уже слишком. Ты всё-таки не забывайся совсем уж. И мне пора спать. Доброй ночи.
– С тобой невозможно не забыться, – переводит опять всё в шутку. – Нежных снов, Лера.
22. Лера
Во вторник на лекцию Шаламов не является. Его одногруппники говорят, что он ещё болеет. И я ловлю себя на мысли, что испытываю… даже не знаю, досаду, что ли. Ну или легкое разочарование. И мне это совсем не нравится.
Но хуже всего другое. Я жду… нет, даже надеюсь, что он мне позвонит, ну или напишет. Шаламов ведь знает, что у меня сегодня день рождения. Сидел тогда, высчитывал.
На все входящие сообщения и звонки реагирую по-идиотски: слышу новое оповещение, внутри сразу как будто что-то подскакивает, открываю, а там очередное поздравление от кого-нибудь из друзей, коллег, родных. И опять это разочарование…
Я злюсь на себя, это ведь так унизительно. А ещё унизительнее то, что я ему даже оправдание нахожу: Артём был тогда так болен, весь горел, мог и забыть, бывает…
Черт, ну даже Гаевский соизволил прислать скупое «С днем рождения!», которое я, естественно, игнорирую. Нет, Шаламов вовсе не обязан. Мы и знакомы с ним – всего ничего. Но почему-то разочарование свербит внутри и не умолкает.
После пар собираюсь сбежать, но на кафедре уже знают про мой день рождения и что-то там замышляют, на что-то скидываются. Я торжественно клянусь, что отлучусь лишь на пару часов и всенепременно вернусь, причем как положено, как обещала – с тортом и коньяком.
Еду ненадолго на работу, в планах – только заскочить на пять минут и всё. Но мои меня там тоже встречают по-праздничному. С чаепитием и подарком в красивой коробке. Распотрошив упаковку, обнаруживаю статуэтку Немезиды. Благодарю хоть и спешно, но искренне. Я действительно тронута, потому что как начальник та еще стерва. Каждому из них от меня хоть раз да доставалось.
Потом мчусь в супермаркет. Беру торт, коньяк, какие-то нарезки, фрукты. И со всем этим добром возвращаюсь опять в университет, к вечеру заметно опустевший.
Снова планирую посидеть чуть-чуть, просто для приличия. Мол, вот обещала – выполнила. И уж выпивать с коллегами я точно не собираюсь, но…
– Да как же так? – восклицает Игорь, а все остальные дружно подхватывают. – Как не выпить за свой день рождения? Лера, вы же у нас виновница… Без вас никак… Нехорошо! Неправильно!
– Я за рулем, – пытаюсь объяснить.
– Так оставьте на парковке, а домой потом на такси. В чем проблема? – отметает мой довод Ксения Андреевна. Она считает, что с ней у нас взаимная неприязнь, если не тайная вражда. На самом деле мне на нее плевать. Как и на ее ко мне неприязнь. Но сегодня даже она старается быть приветливой.
– Да, Лерочка, мы всегда так и делаем, – поддакивает Валентина Осиповна.
