– Вот, видите. Свою часть квартиры Витя завещал мне и своим детям. Получается, у меня шесть восьмых и у Юры с Валей – по одной восьмой.
– Угу, – устало киваю я.
– Но он им сказал сразу: пока Зоя жива, чтоб никакой дележки. Дайте ей дожить спокойно. Потом уж начинайте делить. Юра следил за волей отца. А недавно он уехал за границу жить. И сразу же ко мне пришла Валя с каким-то парнем. Таким наглым… в ботинках прошел в комнату… осмотрел всё… курил… Сказал: «Тихо, бабка».
– Что они хотели?
– Валя хочет два миллиона…
– За свою долю?
– Да, – кивает соседка.
– Ну, в принципе, имеет право, – пожимаю я плечами. – В завещании ведь это условие не оговорено, только на словах ваш муж просил подождать, верно? Поэтому по закону она вправе претендовать на свою долю, если не договоритесь. Однако сумма внушает сомнение. Откуда она взяла два миллиона? С потолка?
Старушка смотрит на меня слезящимися глазами и часто моргает.
– Все говорят, что вы, Лерочка, очень хороший адвокат… – бормочет заискивающе.
– Я по уголовным делам адвокат, Зоя Ивановна. Жилищное право – это совсем другое. Это абсолютно не моя область.
– А что же мне делать?
– Вам надо к юристу по жилищным вопросам.
– Валя сказала, что если я не отдам два миллиона до конца месяца, то должна буду съехать… но куда мне? Я копила понемножку, на похороны откладывала, да и так… я же немного трачу. Но два миллиона… я денег-то таких никогда не видела. Где же я их возьму?
– О, ну, это уже, конечно, беспредел. Успокойтесь, Зоя Ивановна. Выселить она вас точно не может. Никоим образом. В этой ситуации она может лишь обратиться в суд, если договориться не получится. Ну, пусть обращается. Скорее всего, суд обяжет вас выплатить компенсацию, но на основании независимой экспертизы. И сумма будет в разы меньше. К тому же суд может предоставить рассрочку.
– А что мне Вале сказать?
– Так и скажите: иди, Валя… в суд.
Я выпроваживаю соседку. И тут же начинает звонить сотовый. Бросаю мельком взгляд на экран: Гаевский.
Ну нет. На сегодня всё. Мне необходимы тишина и покой.
А лежа в ванной, я ни к селу ни к городу вдруг вспоминаю вчерашнюю сцену в театре. Это был… шок. По-настоящему испугаться я, конечно, не успела. Но если подумать, то могла бы запросто остаться без сумки, а значит, без телефона, карточек, ключей…
И я ловлю себя на том, что лежу в пене и улыбаюсь. Трепло он, конечно, этот Шаламов, и мальчишка совсем, но… всё-таки красавчик, этого не отнять. И не злопамятный… не то что я.
Да, я вдруг вспомнила, чем он так привлек меня в первую нашу встречу. Это, естественно, ничего не меняет, однако поблагодарить его нужно. Да, обязательно скажу ему спасибо. Вчера я как-то не успела. Не сообразила, всё так быстро случилось. Да и он моментально ушел к своей девочке…
Маме Шаламов тоже понравился. «Ах, какой хороший молодой человек! Знать нас не знает, а кинулся помогать. А говорят, что молодежь пошла не та…», – восторгалась она. А я лишь обескураженно помалкивала…
* * *
Во вторник у меня единственная лекция у четвертого курса. Выезжаю заблаговременно, чтобы не опоздать, не бежать по коридору впопыхах, и, как по заказу, все дороги в кои-то веки пусты и свободны. Ни пробок, ни малейших заторов. Ещё и ловлю «зеленую волну». Так что приезжаю в универ сильно заранее. До начала лекции времени – вагон. Минут сорок, не меньше.
Своего рабочего места на кафедре у меня не имеется, поэтому сажусь на диване. Заняться, в принципе, всегда есть чем. На колени устраиваю портфель, выкладываю документы, но вчитаться мне так и не дают. Сначала Валентина Осиповна одолевает расспросами:
– Валерия Сергеевна, а вы ведь у нас сами не так давно учились?
– Да, на факультете международного права.
– А преподавать почему решили у нас, у правоведов, а не у своих, не у международников?
– Ну, уж куда позвали… – развожу руками.
– Не пожалели ещё, что согласились?
– Не дождётесь, Валентина Осиповна, – смеётся усатый-бородатый Игорь, и та сначала обиженно замолкает, а потом набрасывается на него с претензиями. Игорь отбивает все её нападки своими шуточками. В общем, работы никакой. И я собираю все свои бумажки обратно в портфель и иду в триста вторую.
Постепенно просторную аудиторию наполняют студенты, рассаживаются кто куда, негромко переговариваются. Ровно со звонком начинаю лекцию, отмечая про себя с легким разочарованием, что Шаламов не пришёл. Ну что ж, тем хуже для него. На следующем семинаре будет тест…
Однако спустя четверть часа он всё-таки соизволяет явиться. Открывает дверь и заходит вдвоём со Свиридовой. Хмурится, на меня не смотрит. Бубнит что-то под нос угрюмо – видимо, здоровается. Свиридова оказывается поразговорчивее.
– Здравствуйте, Валерия Сергеевна. Извините за опоздание. Мы… – она коротко, но многозначительно хихикнула. – Мы нечаянно.
– Садитесь, – разрешаю, хотя кому я это говорю? Шаламов, не дожидавшись дозволения, уже сидит на первом ряду, среди своих друзей. И Свиридова подсаживается туда же. Для острастки напоминаю: – В другой раз опоздавшие будут слушать лекцию с той стороны двери.
На самом деле я бы и сейчас эту парочку выпроводила вон, если бы… если бы не случай с сумкой. Ненавижу быть благодарной…
– … На практике, увы, представление доказательств зачастую вообще не документируется, – продолжаю я, – и о том, что, допустим, некий предмет был вручен следователю обвиняемым, потерпевшим или свидетелем, мы узнаем, лишь ознакомившись с показаниями этих лиц…
Сегодня я стараюсь разнообразить лекцию, перемежая теоретические постулаты подходящими случаями из практики. И поток действительно оживает. Только я успеваю ответить на один вопрос, как тут же тянется ещё рука, и ещё.
Один Шаламов сидит с таким видом, будто присутствует здесь только физически, а мыслями летает совершенно в иных местах. И, естественно, ничего не слушает, ничего не конспектирует. Выглядит он тоже сегодня не так шикарно, как на прошлом семинаре. Натянув капюшон толстовки на голову, сидит, развалившись на скамье, смотрит перед собой безучастно. Будто спит с открытыми глазами. И мне стоит значительных усилий сдержать так и рвущиеся с языка острые реплики в его адрес и делать вид, что не замечаю его открытого нежелания работать, да и вообще тут находиться.
Да, благодарность – тяжкая ноша…
Звонок прерывает меня на полуслове, но никто не начинает собираться, все сидят слушают. Я спокойно заканчиваю лекцию, предупреждаю, что на следующем семинаре будет тест, и всех отпускаю. Шаламов поднимается вместе со своей компанией, негромко переговаривается, медленно выходит из-за длинного стола.
– Артём, – зову его по имени.
