– По ходу, лекции не будет, – изрекает Громов из параллельной группы. – Говорят, Иванов заболел конкретно.
– И что? Ждем пятнадцать минут и уходим? – спрашивает кто-то с задних рядов.
Народ галдит, спорит, ждать или не ждать. Мы сидим кучкой в самом центре аудитории, на втором ряду. Я, рядом – Ленка, затем – Клео с Владом. Гарик и Никитос – напротив нас, взгромоздившись на стол, спиной к кафедре.
И тут залетает Анька Дубовская, наша староста, и объявляет:
– Все внимание! Никто никуда не расходится! Лекцию будет вести приглашенный препод. Мне сказали в деканате.
– А этот препод в курсе, что пара началась десять минут назад? – подает недовольный голос Ник в тот самый момент, как в аудиторию кто-то входит.
Из-за них с Гариком я толком не вижу, но догадываюсь, что это наш новый препод и есть. То есть новая… преподша…
Она уверенно проходит к кафедре, пока Ленка тычет Никитоса, чтобы тот заткнулся и сел нормально. Теперь Свиридова дергает меня, спрашивает что-то про конспекты, а я не могу и звука из себя выдавить. Я вообще одеревенел. Только таращусь во все глаза на Леру в немом шоке. На миг даже закрываю глаза и встряхиваю головой. Ну мало ли… Но нет. Это реально она! Лера! Как вообще? Откуда?
– Приветствую, – говорит она, если честно, не особо приветливо, так, что все сразу затихают, а Гарик с Никитосом аккуратно сползают со стола на стулья. И мне кажется, слышно на всю аудиторию, как бешено у меня молотит в груди сердце. Прямо как отбойник. Бух-бух-бух. – Меня зовут Валерия Сергеевна Самарина. Я – практикующий…
Лера обводит бесстрастным взглядом аудиторию и тут натыкается на мой взгляд. Вздрагивает и ошарашенно замолкает…
11. Лера
Подхожу к кафедре и останавливаюсь, потому что слышу через приоткрытую дверь возмущенное:
– Ну, не знаю, зачем Алексей Германович позвал эту адвокатшу. Ладно, она вела какой-то там свой спецкурс. Вот его и вела бы дальше. Но читать лекции! Это же нарушение квалификационных характеристик…
– Да кто их соблюдает? Аккредитацию тем более прошли уже. И в любом случае – Гаевский, если надо, выкрутится. Так что не переживайте, Валентина Осиповна, – перебивает её насмешливый мужской голос.
– Это вам, молодым, на всё плевать, но так нельзя! Правила есть правила. Нет, я понимала бы ещё, не будь среди своих достойной замены Иванову. Но его часы могла взять и Людмила Анатольевна, и Борис Геннадьевич, и я… У нас и опыт, и наработки свои есть…
– Валентина Осиповна, ну что вы в самом деле? Ясно же. Она ведь невестка Гаевского, этим всё сказано, – фыркает еще одна доброжелательница. – Зачем ему отдавать нагрузку нам, если можно жену своего сынка приткнуть.
– Нет, ну а как эта адвокатша с той же четыреста одиннадцатой справится, а?
– Ну, так давайте расслабимся и понаблюдаем это шоу.
– Злая вы, Ксения Андреевна, – усмехается всё тот же мужчина. – А как же женская и цеховая солидарность?
– Знаете, Игорь, вот когда меня будет руководство так же двигать…
Захожу – и сразу все замолкают.
– Здравствуйте… – бубнят еле слышно и сразу отводят глаза. Начинают суетиться. Кто-то ставит чайник. Кто-то яростно перебирает бумаги. Лишь один, мужчина лет тридцати, прячет в усах усмешку. Видимо, Игорь.
– Доброе утро, – приветствую всех бодро и еле сдерживаюсь от насмешки. Нет, всё-таки не сдерживаюсь: – Я – адвокатша. Валерия Сергеевна Самарина. Помешала? Но вы продолжайте, не стесняйтесь.
Молчание становится гробовым на целых несколько секунд. Потом пожилая грузная дама с сиренево-седой короткой стрижкой сконфуженно сообщает:
– Вы нас не так поняли, Валерия… Сергеевна. Мы просто… – Она беспомощно взирает на коллег, но те потихоньку растекаются кто куда.
Кафедра пустеет.
– Мы просто расстроены, что Пал Палыч заболел… так внезапно.
– Я так и подумала, – улыбаюсь ей.
Она совсем теряется, но затем неожиданно предлагает:
– А хотите чаю? С печеньем?
– Благодарю, но нет, – отвечаю я, на нее не глядя. Присев на кожаный диван, изучаю расписание и мысленно прикидываю, не пересекаются ли мои пары с ближайшими запланированными делами и встречами. Одна лекция по вторникам и четыре семинара в среду и в пятницу… В случае чего-то неотложного, заверял отец Гаевского, можно будет что-то подвинуть-перенести или поставить кого-то другого, главное – предупредить заранее.
– Вы, правда, не так нас поняли, – не отстает дама. – Я имела в виду, что нам было бы проще заменить Иванова. Не потому, что вы как-то не соответствуете… нет… Мы наслышаны о ваших блестящих успехах… Но преподавание – это же немножко другое. Вот у меня, например, большой преподавательский опыт. А раз у вас практика своя, то вам, поди, и некогда…
Я поднимаю на неё взгляд.
– Триста вторая аудитория – это левое крыло, насколько помню?
Она, сбитая с толку, пару раз растеряно моргает. Потом, кивнув, снова продолжает своё:
– Да, левое. И вот дали вам четвертый курс, первый поток. А там очень сложные есть студенты. Не все, но погоду делают именно они. Этакая золотая молодежь. Особенно в группе 9-411. К ним особый подход нужен, иначе… – она многозначительно и скорбно вздыхает. – Даже вон у Пал Палыча бывали с ними конфликты. А у вас, при всем уважении, и опыта особого нет, как я поняла. Если что не по ним, они же вас съедят. Да и просто ради забавы могут издеваться.
– Прямо ужасы какие-то мне рассказываете, – усмехаюсь я.
– Ужасы не ужасы, а всякое бывало. Про Ушакова Евгения Юрьевича вы же, наверное, знаете?
– Без понятия, кто это.
– Работал у нас раньше. Вот спросите Алексея Германовича, почему Ушаков уволился. Он ведь вел в этой же группе, 9-411. Налоговое право. Очень строгий был преподаватель, принципиальный, хоть и молодой. А эти сволочи напоили его до бессознательного состояния и нафотографировали. А потом этими снимками шантажировали. Вот ему и пришлось уволиться.
– Зачем же он с ними пил? – искренне удивляюсь. – Если они сволочи, а он принципиальный…
– Это другой вопрос, – отмахивается она. – А видели бы вы, как они в прошлом году над Оксаной Валерьевной измывались! Она заикалась – так они ее передразнивали. Всякие неуместные вопросы на семинарах задавали. Порой откровенно похабные. До слез ее несколько раз доводили. Это кажется, что они уже взрослые, а на самом деле у них ещё ни ума, ни сознательности, ни совести. Есть, конечно, и нормальные студенты, и серьезные, и умнички, но на фоне этих звезд их просто не видно.
– Благодарю за предупреждение, – я собираю бумаги в папку и поднимаюсь с дивана.
– Мне просто по-человечески вас жалко, – складывает она полные руки на массивной груди.
