— Как, говоришь, зовут вашу соседку? Павлина Михайловна?
Сокол недоуменно почесал подбородок:
— Ну да. Так я и сказал.
Ощущая себя пьяным от переизбытка эмоций, Похомов задышал чаще.
Сквозь него в ту секунду словно двести двадцать вольт пропустили.
В голове против воли стала складываться логическая цепочка. Вполне очевидная и единственно возможная. От собственных догадок стало дурно.
— Павлина – женская версия имени… Павел! — пробубнил он себе под нос. — Он назвал своего первенца в ее честь! Шмель назвал тебя… в ее честь!
— В чью честь? — растерялся Пашка. — В честь этой старой грымзы?
Борзый зловеще рассмеялся, будучи не в состоянии более себя контролировать. Его лихорадило от напряжения. Пот выступил на висках.
Он гоготал, точно одержимый, и все никак не мог успокоиться.
— Серьезно не понимаешь? — прохрипел, едва обрел способность говорить. — Та, кого ты всю жизнь считал своей соседкой… на самом деле – твоя бабка! Она и есть мать Шмеля! И… родная сестра Пескаря! Та самая, которую он так тщательно прячет от врагов с тех самых пор, когда занял место настоящего Гарика. Гениально! Чтоб мне сдохнуть, это гениально!
Сокол скептически фыркнул:
— Ты бредишь, что ли? Родители отца умерли еще до моего рождения!
— Да неужели? — усомнился Дмитрий. — Ты хоть раз был у них на могиле?
Пашка заторможенно покачал головой, явно начиная сомневаться.
Сомневаться в том, в чем Похомов был теперь абсолютно уверен.
— Хочешь верь, хочешь нет, — подытожил он, сверля друга безумным взглядом, — но эта старуха – мать твоего отца! Родная и горячо любимая! Все остальное – часть маскировки. Легенда. Она всю жизнь была рядом с вами. Буквально на соседнем участке. Я только сейчас это понял, но… у вас даже внешний забор общий! А внутреннего, разделяющего ваши дворы, почти нет. Так… кованая хрень не выше метра, увитая плющом. Ее дом – его крепость. Его тайное убежище. Место, где никто и никогда не додумается его искать. Все это время он был в соседнем, сука, доме! Об этом ты хотел нам сказать?
Соколовский ошеломленно покачал головой:
— Нет. Я просто… при обыске у нас… присутствовал. Нашел бумаги на покупку какой-то подозрительно дешевой недвижимости. Пробил адрес. Оказалось, отец недавно купил дачный участок. У черта на куличиках. Причем в почти развалившемся кооперативе. Вот я и подумал…
Борзый остановил его жестом:
— Нет! Лиза в городе. Она в городе! Совсем рядом. Теперь я это… чувствую!
Развернувшись лицом к старшим, он почти торжественно объявил:
— Собирай людей, Борис Андреевич! Если я прав, то у нас появится главный рычаг давления на Гарика. Убьем одним выстрелом сразу трех зайцев. Лизу вернем. А заодно возьмем под контроль и сестру Пескаря, и его племянника!
Все четверо – Дуда, Ювелир, Прокурор и отец – смотрели на него с еще большим изумлением, чем от известия о его планах относительно пленников. Прочистив горло, Черчесов явно собирался что-то сказать.
Однако ни звука не издал. Следующие секунды пролетели в зловещей тишине. Наконец, сделав над собой усилие, Борис Андреевич уточнил:
— Ты… понял все это… по имени? Просто… по имени?
Борзый вскинул подбородок и окатил смотрящего тяжелым взглядом:
— Сомневаешься во мне?
Прокурор не спешил с ответом. Сперва сигарету подпалил и затянулся жадно. А потом, спустя минуту-другую, задумчиво протянул:
— Если окажешься прав, если твои предположения подтвердятся…
— Ты отдашь мне ее! — закончил за него Дмитрий. — Отдашь мою жену!
Расплывшись в хищной ухмылке, законник кивнул:
— Не только ее, щегол! Не только ее!
Глава 61
Тем временем…
Сколько потрясений способен выдержать один-единственный человек?
Человек, чье сердце и без того рискует в любой миг разорваться в клочья?
Лопнуть по швам от боли, переполняющей его? От отчаяния, затмевающего разум? От страха, сковывающего все нутро и выворачивающего душу наизнанку? Лиза не знала. Но отчетливо понимала, что опасно балансирует… то ли на грани обморока, то ли на грани самого настоящего нервного срыва.
Она так и не смогла прикоснуться к ожерелью своей матери. Не рискнула.
Ничего особенного, казалось бы. Просто вещь из прошлого. Тем не менее выдержка Лизу подвела. Память услужливо воскресила в ее сознании тот роковой миг, когда отец преподнес украшение маме в… синей бархатной коробочке. Тогда оба они были еще живы. И… по-своему счастливы.
В ушах громким набатом звучал зычный раскатистый голос родителя:
«На обратной стороне гравировка. Это шифр. Если со мной что-то произойдет, воспользуйся им правильно… если произойдет… произойдет!»
Поддавшись необъяснимому порыву, Лиза нервно всхлипнула и оттолкнула от себя ладонь Макара, точно гремучую змею. Стремительно развернувшись, она ринулась прочь из комнаты, совершенно не ориентируясь в чужой квартире. Просто двигалась вперед до тех пор, пока не оказалась на кухне.
Неимоверным усилием сдерживая нечеловеческий вопль, рвущийся из груди, склонилась над раковиной и торопливо открыла кран с холодной водой.
Щедро плеснув в лицо пару пригоршней ледяной жидкости, Лиза что есть мочи вцепилась дрожащими пальцами в край столешницы. Сражаясь за дыхание и самоконтроль, она зажмурилась до белой ряби в глазах.
Однако резко распахнула веки, почувствовав чужое присутствие за спиной.
— Он ведь знал! — воскликнула, не оборачиваясь. — С самого начала знал, что именно так все и будет! Он готовился, черт возьми! Вместо того, чтобы предотвратить, спастись… и хотя бы попытаться выжить… он готовился к…
Шумно сглотнув, Лизавета замолчала на середине фразы. Вздрогнула всем телом, внезапно ощутив тяжелые мужские руки на своих плечах.
— Ты не знала своего отца, поэтому так говоришь, — прозвучало до жути спокойно. — Он всегда и все планировал наперед. Одновременно просчитывал всевозможные варианты развития событий. И если в последний раз Кирилл предпочел известный нам сценарий, это значит лишь одно – не осталось иного выбора. В его руках была сосредоточена огромная власть. Слишком большая. И ответственность на нем лежала ничуть не меньше. Не мог он все бросить и податься в бега, спасая свою шкуру! Да и не побежал бы Черчилль никогда! Он предпочитал сдохнуть, сохранив достоинство, чем жить… пресмыкаясь перед шакалами! Капитан, как известно, покидает тонущее судно последним. А выживет он при этом или нет… никого не интересует.
— Звучит цинично, — потухшим голосом обронила Лиза.
— Зато честно, — услышала в ответ.