Мне кажется, мы бы расстались, если бы не Сенька.
Маленькому Арсению с глазами-пуговками и серьезным, смышленым личиком, было чуть больше года, когда я узнала, что у старшекурсника, оказывается, есть ребенок. Это просто оглушило меня. Мы были так молоды — а у него уже ребенок. Сенька в то время почти все время проводил с бабушкой, которая дала сыну возможность учиться и знакомиться с девушками. Хотя ей было тяжело, как я потом узнала, и растить «ошибку молодости сына» не доставляло никакого удовольствия. Просто с безответственным отцом ему не было расти никакой возможности.
Мама Арсения была совсем юной девушкой восемнадцати лет. Я не знала, как она выглядела — фотографий не осталось. Игорь как-то сказал с безразличием, что фото были на телефоне, который потерялся. А мол, ее телефон остался не то у тетки, не то у мачехи после похорон. Ребенку было семь месяцев, когда она скоропостижно ушла. Я даже имя ее не знала. Игорь не любил о ней говорить, намекнув, что она была «так себе» и всякий раз молчал, когда я что-то о ней спрашивала. Его нежелание говорить о бывшей я восприняла за душевную рану. Только со временем до меня дошло, что это было равнодушие.
Дедушка со стороны мамы к Арсению отнеслись прохладно. Я думаю, из-за ранней смерти дочери. Странно обвинять ребенка и вслух, они никогда этого не говорили. Или просто не хотели проблем с младенцем точно так же, как Игорю с его мамой.
С Арсением я познакомилась, когда мы с Игорем встречались уже полгода. В декабре Игорь совершенно спокойно сказал, что надо купить игрушки на Новый год для сына, не схожу ли я с ним.
— У тебя есть сын?! — не слышавшая раньше об этом, Игорь даже не обмолвился ни разу и не намекнул на ребенка, я остолбенела.
— Сеня. Скоро полтора года будет. Так что, поможешь подобрать?
— А с кем он живет? Я могу его увидеть?
— Когда познакомлю тебя с мамой.
По глупости мне показалось это признаком серьезности. Мол, случайной подруге он не стал говорить о ребенке. Разговоры и знакомство — это для девушки, которая твердо намерена войти в его жизнь. Окрыленная, я полетела читать статьи о детях полутора лет от роду и выбирать подарки. Встречи с малышом я ждала с трясущимися руками. О детях я знала мало, но уже мечтала о них.
Новый год Игорь пригласил меня отпраздновать в кругу семьи.
Малыша я впервые увидела на руках его мамы и просто влюбилась.
— Приве-е-т, — протянула я с глупой улыбкой, показывая плюшевую собачку.
Будущая свекровь моего восторга не разделила. Впихнула ребенка в руки и сообщила, что нужно помочь на кухне. Что я и делала с ребенком на руках, пока Игорь играл в телефоне. Мне бы тогда насторожиться, но этот восторженный взгляд Сеньки лишал меня разума. Я пропала. Дети — это ведь не проблема. Я была молода, полна сил и уверенности в себе. С тех пор Сеньку из рук почти не выпускала.
А когда он назвал меня мамой, решила, что это судьба.
Взвесив все, решаюсь на еще попытку, когда Сенька ляжет, чтобы не делать его свидетелем некрасивых сцен. До вечера мы играем с железной дорогой. Игорь к нам даже не заглядывает. Ребенок расслабляется и увлекается игрой, а у меня болит сердце, когда я наблюдаю за ним.
У некоторых проблем просто нет решения.
Их просто нет.
Я ощущаю себя в ловушке.
Перед сном ловлю Игоря на кухне. Он заваривает чай и делает недовольное лицо, когда видит меня.
— Зачем ты подрезаешь мне крылья, Игорь? Ты же знаешь, что я всегда этого хотела, что так будет лучше.
— Ага… Тебе лучше!
— В этом дело?
Он молчит с надутым лицом и мучительно медленно размешивает в чае сахар. А я на своей шкуре узнаю, что значит «испанский стыд», за Игоря мне мучительно стыдно. А ему — нет.
Я хорошо понимаю, почему он не хочет в Москву. Он не хочет выглядеть полным неудачником на фоне остальных. Там будет сложнее сидеть и ничего не делать. Там больше возможностей, больше мужчин. И там не будет его мамы. А значит придется меньше полагаться на помощь и больше шевелиться.
Неужели ему нас не жаль… Меня, собственного сына. Пусть он злится на меня, но ведь Игорь знает, что Сеня считает меня мамой. Как я могу уехать и бросить его?
На то и расчет.
Игорь знает, как мы привязаны с малышом друг к другу. Это прочный якорь, который держит меня здесь. Поэтому я еще уговариваю его, прошу услышать. А ему просто плевать. Он делает то, что ему удобнее. Манипулирует ребенком.
Я глотаю кофе и обжигаюсь. Попеременно злюсь то на себя, то на Игоря. Как я могла быть такой слепой? Я же психолог. Корпоративный, но… Я сапожник без сапог. Хреновый, значит, специалист, если не смогла навести порядок в собственных отношениях. Не смогла разглядеть человека, а связала с ним жизнь.
Я вздыхаю. Он не уходит, но молчит, мне предоставив возможность сглаживать конфликт. А я не то, что не хочу его сглаживать, как раньше. Я даже видеть его больше не могу.
— Я все равно уеду, — говорю я. — Не будешь помогать, это все равно ничего не изменит.
— Я подам на развод, — вдруг заявляет он.
Сердце екает.
Мне не весело. Я не хочу терять Сеньку, и вместе с тем испытываю отвращение к его отцу, за то, что он манипулирует сыном. Это ведь ему должны быть чувства ребенка дороже, чем мне. Но у нас наоборот.
Он не может меня остановить. Блефует всем, в панической попытке меня прогнуть. Мне больно, но не страшно. Я не могу вечно отступать перед его напором, ничего не получая взамен.
— Подавай, — отвечаю я. — Потому что, если ты этого не сделаешь, я сделаю это сама.
Чтобы не слушать истеричных угроз, что ребенка я больше не увижу, ухожу в детскую и ложусь там. Сенька во сне похож на ангелочка. Я смотрю на невинное, расслабленное во сне личико, и давлюсь слезами. Я не знаю, как его защитить.
Глава 8
— На работу ты не пойдешь? — настороженно спрашивает мама.
К ней я зашла после того, как отвела Сеньку в сад. С утра он уже был спокойный, болтал не замолкая, но всю дорогу до сада держал меня за руку, что бывало далеко не всегда. Жался, а на прощание обнял и долго держал, хотя давно привык к саду и не переживал. Не боялся, что я его не заберу.
А после вчерашнего разговора боится меня потерять.
От этого на сердце с самого утра лежит камень. Мама позвонила около семи и попросила забежать, помочь с покупками, потому что вечером будет некогда. Я купила ей пару кило картошки, кочан капусты — она собиралась варить борщ. Я мыла посуду, когда мама насторожилась, почему я никуда не тороплюсь, как обычно.
— Сегодня нет, — отвечаю я. — Буду увольняться. Меня в Москве взяли.
— Так это правда?
Свекровь, конечно, позвонила и разболтала все. Но видимо, представила все, как исключительно мои фантазии.
