Как же надоело, что меня все воспринимают как послушного мальчика, которого можно использовать в своих целях! Довольно! В мире существует сорок два запечатанных разлома до двадцать пятого уровня, и кто знает, что с ними произойдёт, если мастера Мерама не станет? Насколько я помню, что все символы исчезают, если их автор погибает. Не помню, кто это говорил, но такая информация проскальзывала. Работает ли этот принцип с разломами? Возможно. Возможно и нет. Ибо это печати, а не просто какие-то символы на теле. Будь что будет! Раз и светлые, и тёмные зависимы от мастера Мерама, нужно сделать всё, чтобы они стали зависимы от меня!
Собрав в кулак все силы, что появились после зелий восстановления, я приготовился к одному единственному удару. Другого шанса у меня не будет. Мастер Мерам даже язык высунул от усердия, рисуя у меня на животе символы. Они жгли, но не так, чтобы я начал орать. Или это только начало и вскоре меня накроет окончательно? Рунописец пододвинулся ближе, чтобы ему стало удобней и в этот момент я нанёс удар.
Перчатка из мифрила с лёгкостью прошила грудь гнилого старика, словно это была бумага. Несколько раз ярко вспыхнуло — амулеты на блокирование смертельного урона пытались спасти своего хозяина, но тяжело это было сделать, когда сердце тёмного находилось вне тела. Загорелось бедро старика — там находился символ «Аз». Но даже эта абсолютная защита оказалась бессильной против мифриловой перчатки. Верховный обращённый, что держал меня, среагировал слишком поздно. Он отшвырнул меня в сторону только тогда, когда серый мастер Мерам рухнул на пол, уставившись в потолок стеклянными глазами. Я ударился о стену и потерял сознание. Последнее, что я увидел перед встречей с отдыхом, были сообщения перед глазами:
Навык «Рунописец» обновился.
Вот и всё. Видимо, моё обучение в Аль-Хорезме немного откладывается.
Глава 17
В сознание я возвращался крайне неохотно. Реальность постоянно ускользала от меня, словно девушка-вертихвостка. Казалось, вот-вот её поймаешь, но тьма была роднее и ближе. Она не желала меня отпускать, раз за разом погружая в себя. Было хорошо, уютно, приятно. Не давала покоя только одна мысль — где я, собственно, нахожусь? Меня всё же прикончили и это место, где будет встреча со Скроном или Светом? Если так, что это довольно странное место, потому что в нём звучал ехидный и крайне нежелательный голос Кималя Саренто:
— И долго ты будешь валяться? Вставай, герой самоучка, будем разбираться с тем, что ты тут наворотил.
Этого хватило, чтобы сознание ко мне всё же вернулось, и я открыл глаза. Настроение тут же ухнуло куда-то в земные недра — я находился в тюремной камере, стены, пол и потолок которой были изготовлены из чистой стали. Одна стена была представлена в виде двух рядов решёток, располагающихся друг от друга на некотором расстоянии — видимо, чтобы маги не просовывали руки и не имели возможности кого-то атаковать. На шее, руках и ногах обнаружились стальные обручи, причём руки были прикованы к поясу, чтобы я не размахивал ими в разные стороны. Подарок Храма Скрона, позволявший отслеживать невидимок, тоже растворился в гнили заражённого разлома. Однако мифриловые перчатки всё ещё были на мне. Либо никто не знал, что они есть, либо понятия не имели, как их снять. Хотя, если бы знали об их существовании и не могли снять, запросто отрубили бы руки. Что ещё меня удивило — состояние тела. Оно всё ещё было худым, но на скелет уже не походило. Словно меня активно откармливали несколько дней, прежде чем вернуть в сознание. Чтобы встать, пришлось основательно напрячься — в скованном состоянии это было непросто.
Кималь Саренто стоял с другой стороны решёток и лыбился во всю ширь своей довольной физиономии. Я открыл карту и усмехнулся — вот я и попал в Аль-Хорезм. Внимание привлекла пиктограмма навыков, что активно мигала. Открыв её, я невольно ухмыльнулся — мне было доступно более тридцати символов! Все те, что я видел в исполнении мастера Мерама, а также ещё целая прорва других, не имеющий на текущий момент ни названия, ни описания. Однако пользоваться ими я уже мог и это внушало определённые надежды на будущее.
— Всегда считал тебя человеком разумным, умеющим подстраиваться под обстоятельства. Но чтобы вот так кровожадно вырвать человеку сердце… Право, Максимилиан, это серьёзный поступок. Говорят, мастер Мерам настолько расстроился твоим действием, что даже отменил несколько встреч.
— В смысле расстроился? — у меня едва почва не вышла из-под ног от такой новости. — Он мёртв! Я вырвал ему сердце!
— Юноша, для того чтобы уничтожить рунописца, тем более такого, нужно проявить большую изобретательность, чем просто вырвать ему сердце. Подумаешь, полежал наш старичок пару минут, регенерировал и подскочил, словно ничего не произошло. К слову, если бы не мастер Мерам, ты бы не выжил. Истощение организма плюс удар о стену пагубно сказались на твоём самочувствии. Ты умирал и рунописцу пришлось спасать твою наивную душонку. Знаешь, чтобы ты не доставал меня сотней глупых вопросов, давай я введу тебя в курс происходящего. Итак! Мастер Мерам выжил и вернулся в свой дом. Разлом был закрыт и все ресурсы отправились в Цитадель. Тебя доставили сюда неделю назад, но в сознание ты приходить отказывался. Всё это время Цитадель решала, каким образом тебя лучше сжечь — на сухих дровах, чтобы красиво и быстро, или мокрых, чтобы ты перед смертью помучался. Душа, знаешь ли, возвращается к Свету только после мучений. Так церковники говорят.
— Может, перейдёте сразу к делу? Зачем вы здесь?
— Максимилиан, где твои манеры? — картинно возмутился ректор и стал серьёзным: — Нет, пока мы не обсудим погоду, к делу никто приступать не будет. А погода нынче переменчивая. Местами солнечная и приятная, местами осадки вплоть до смертельных молний.
— И как же можно оказаться на солнечной стороне и не попасть под шквальные молнии?
— Какой правильный вопрос, — улыбка вернулась на лицо Кималя Саренто. — Сейчас Цитадель решает, как эффективней на тебя надавить, чтобы и ничего не платить, и припахать тебя до конца жизни на закрытие заражённых разломов. Мастер Мерам уже заявил, что отныне эта обязанность переходит тебе.
— Вот сейчас вообще не понял? Почему он отказался от того, что делало его уникальным? Он же таким образом потеряет свою ценность.
— Став, тем самым, ещё более ценным. Заражённые разломы — это бонусная нагрузка, но Цитадель вынуждена терпеть его заскоки не только из-за этого. Основное занятие мастера Мерама лежит в другой плоскости. Он рунописец, а не покоритель разломов. Его ценят и терпят за его печати. Блокираторы смертельного урона, продление жизни и, конечно же, устранение последствий и влияния психотропных препаратов. Людей, падких на кристаллы забвения, с каждым годом становится всё больше и больше. Цитадель уже устала их сжигать. К тому же некоторые особо ушлые дилеры умудряются подсыпать измельчённые кристаллы служителям Света, подсаживая на наркотик и их. Если бы не мастер Мерам с его символами, быть беде.
Я раскрыл куртку и посмотрел на живот. Он был чист — символов, что начал рисовать на мне рунописец, там не было. Одежда, к слову, была мне до боли знакомой — костюм смертников. Даже специальный символ имелся, показывая окружающим, кем я являюсь.
