Молчание, висящее над пустынной стройплощадкой, казалось, имело собственный вес. Оно было столь тяжелым, что Андрею чудилось, будто он слышит хруст собственных костей и треск суставов, выворачиваемых этой чудовищной силой. Он не выдержал.
– Пожалуйста, не молчи!
– Я не знаю, что мне сказать, – пораженная услышанным, девушка вновь заговорила тихим, даже несколько монотонным голосом, что еще больнее ударило Андрея. Ему хотелось, чтобы она закричала на него, ударила или попыталась уйти – все что угодно, лишь бы не это хладнокровие. – Я не могу поверить, что ты все знал с самого начала и даже не попытался мне рассказать.
– Прости, я сам не знал, что это такое – дрянная мистика, совпадения или… – он замялся, – свидетельство моего безумия.
– И поэтому ты позволил другим страдать до тех пор, пока очередь не дошла до тебя? Ведь это же наши друзья! Твой лучший друг умер! Это трусость.
Теперь уже у Андрея перехватило дыхание, но у него был давно испробованный метод подавления собственных чувств. Картинка, выхваченная из детских воспоминаний: суровое осуждающее лицо отца, капля жалости в глазах которого тонет в море презрения. Так он глядел всякий раз на провинившегося маленького Андрея, и без того готового сгореть со стыда. На самом деле, таких картинок можно было выхватить бесчисленное множество, но даже одной, как правило, хватало, чтобы взять себя в руки. Даже сейчас.
– Я понимаю, что ты вряд ли сможешь мне это простить. Ты права, это трусость. Но послушай: я взял себя в руки и уже начал действовать. Понимаю, меня это никак не извиняет. Однако завтра вечером я искуплю свои ошибки.
– О чем ты говоришь?
– У меня есть план, как расправиться с этим мерзавцем. Завтра он нападет на меня, а я уже готов к нашей встрече.
– Андрей, тебе не справиться со всем ульем в одиночку. Это никому не под силу.
– Ульем?
– Ты даже этого не знаешь, а говоришь, что готов ко всему.
– Но я не буду один, у меня появились союзники.
Глаза девушки расширились в преддверии испуга.
– Кто они?
– Я не могу тебе рассказать, прости. Это тайная организация.
– Нет! – крик девушки пронесся над пустырем, эхом отражаясь от искореженных бетонных свай. – Предатель, – она отвесила ему звонкую в окружающей пустоте пощечину, – ты все таки работаешь на Триумвират! Я до последнего не верила дяде, но он и тут оказался прав!
Закрыв посеревшее лицо руками, она вновь расплакалась. Шокированный непонятными обвинениями Андрей с минуту стоял, опустив руки, пытаясь усвоить смысл странных слов. Но, спохватившись, потянулся снова обнять Риту. Она буквально отпрыгнула от него.
– Не приближайся ко мне! С этого момента мы совершенно чужие люди. Я не посмотрю на то, что между нами было, если ты встанешь у меня на пути.
После этих слов овеваемая октябрем фигурка кинулась к дыре в заборе и, не оборачиваясь, исчезла из поля зрения. Он долго стоял, затем, не выдержав невидимого груза, рухнул спиной, ударившись о забор. Теперь даже лицо отца, воскрешенное в памяти, не могло ему помочь.
– Я понимаю, что тебе сейчас не до чего нет дела, – Клотт сидел напротив него на корточках. Даже туманные линзы глаз сейчас, казалось, излучали сочувствие. – Но нам пора идти домой. Я могу тебе помочь, только согласись.
Андрей не поднимал головы, зажатой между ладонями.
– Я не хочу, чтобы мне помогали. Оставь меня.
– Послушай, сейчас ты раздавлен, но когда-нибудь это пройдет. Конечно, не скоро. Однако если мы не пойдем домой, а завтра не приведем план в исполнение, это может не наступить вовсе.
– Мне наплевать. Могу я хоть ненадолго остаться один?!
– Я тебе не враг. К тому же, мне известно, о чем ты сейчас думаешь. Поверь — это не выход. Да, она ненавидит тебя сейчас, но не исключено, что это тоже может пройти. Не хочется давать пустых обещаний, но вариантов развития событий великое множество. Хоть сейчас тебе кажется это невероятным, но среди них есть и те, где вы снова вместе. Я всячески готов этому поспособствовать, если ты доверишься мне.
– Я бы очень хотел, но я тебе не верю
– Тогда подумай вот о чем. Даже если этого не случится, ты действительно настолько слаб, что готов подставить ее под удар? Ведь после тебя этот охотник, или как там его, гребанный фуражир… Он придет за Ритой. Готов ты наложить на себя руки, зная, что это убьет и ее?
Молчание затянулось, на лице Клотта на секунду промелькнула улыбка, когда он понял ход Андреевых мыслей.
– Черт с тобой, действуй! – прохрипел Андрей, шевеля потрескавшимися губами.
– Вуаля, – Клотт щелкнул пальцами, но ничего не произошло. Мир оставался мрачным и неуютным, личная жизнь лежала в свежих руинах недостроенного торгового центра, без какой-либо перспективы на восстановление. Даже завтрашнее предприятие выглядело скорее изощренным способом самоубийства, чем возможностью, наконец, исправить бедственное положение. Но внезапно для себя Андрей понял, что готов пойти на этот рискованный шаг, даже если он будет последним в его жизни. Он также осознал, как чудовищно затекли мускулы, почувствовал холод и поежился в промокшем насквозь пальто. Кряхтя и опираясь о кривой забор, он направился к выходу. Андрей шел домой.
Благословенное черное забытье вместо привычных тревожных образов ждало его в собственной помятой постели. Утро встретило его легкостью в теле и ясной головой. Но так было до тех самых пор, пока воспоминания вчерашнего вечера не обрушились на него, с устрашающей силой сметая столь ненадежное хорошее настроение. На помощь пришел Клотт, невозмутимо сидящий на столе, поджав колени.
– Я не в силах полностью избавить тебя от страданий: слишком уж глубокие струны твоей души задели вчерашние события. Но могу сделать так, что временно они перестанут тебя беспокоить. Ровно до тех пор, пока ты не будешь готов с этим разобраться. Конечно, с таким делом лучше не затягивать, но всякому человеку нужна передышка, тем более накануне серьезных испытаний. Я готов тебе ее обеспечить, но с твой стороны мне тоже понадобиться помощь.
– Какая?
– Не думай. Каждый раз, когда эта мрачная волна будет подступать к берегу твоего разума, одергивай себя и вспоминай, что есть срочные дела, с которыми ты в силах разобраться прямо сейчас. При моем содействии ты удивишься, как легко тебе будет проворачивать подобный фокус. Конечно, это самообман и бегство от проблем, но это единственный известный мне способ не опустить руки в такой ситуации.
– Давай попробуем.
– Вот и славно,– Клотт снова артистически щелкнул пальцами, и груз тяжелых мыслей отъехал на второй план. В холодном и четком теперь разуме вырисовывался план дальнейших действий. Андрей с удивлением обнаружил в себе силы встать с кровати и пойти в душ, более того – даже мысль о завтраке теперь не казалась такой кощунственной. Стоя внутри запотевшей душевой кабины, обдаваемый жаркой журчащей водой, он понял, что давненько не был так голоден.
