Леонард не сводил с нее глаз, в которых, вопреки ее опасениям, не читалось ни отвращения, ни ненависти, лишь глубокая задумчивость или, скорее, пытливый интерес.
– А сегодня еще и это.
– Еще и это, – со вздохом согласилась Фрэнки.
Прихватив ее пустой стакан, Леонард направился к бару.
– Теперь мне ясно, почему Джек беспокоится.
Пока он разливал кампари, Фрэнки следила за его руками.
– О чем? Что у меня опять крыша поедет? – Хмурясь, она изучала выражение его лица. – Что, даже не спросишь?
Леонард смерил ее долгим взглядом:
– О чем?
– Не сама ли я это сделала. В смысле, выбросила рукопись в канал. Да и существовала ли эта рукопись вообще.
Выдержав короткую паузу, он подошел к Фрэнки и протянул ей стакан.
– Нет, пожалуй, не буду.
Она благодарно кивнула:
– Спасибо, Леонард.
– Я не считаю тебя сумасшедшей. – Он выразительно посмотрел ей в глаза. – С какой стати тебе так себя подставлять? Ты же умная женщина.
– Спасибо, – повторила она. – Но я все не могу отделаться от мысли, что Гилли это нарочно. Я и Джек то же самое сказала, но она слушать не желает.
Леонард кивнул:
– Понимаю.
– Впрочем, какая разница? Так или иначе, роман погиб. – Она потупилась. – Его не вернешь.
– Но ты ведь один раз его написала? Значит, сможешь написать снова.
Понимая, что он всего лишь пытается ее подбодрить, Фрэнки слабо улыбнулась.
– Боюсь, не все так просто.
– Верю, тебе виднее. – Он помолчал, прежде чем продолжить: – И что ты теперь собираешься делать?
Фрэнки задумалась. Можно и правда увязаться за ними, поехать в Любляну. Проще решения не придумаешь, к тому же не придется торчать в палаццо одной. Ведь она созналась во всем, рассказала без утайки о самом ужасном поступке, какой только совершала в жизни, а ее собеседник, у которого, к слову, были все причины ее ненавидеть, и не подумал отвернуться. Леонард выслушал ее, кивал, иногда морщился, но в глазах его ни разу не отразилось ничего, кроме сострадания и жалости. Он вовсе не видел в ней того монстра, каким она сама себе представлялась после «Савоя». Фрэнки ощущала внезапную легкость, будто камень упал с души. И потому вполне могла вообразить, как пакует вещи и вместе с Джек и Леонардом переступает порог палаццо.
Но понимала, что это лишь фантазия.
Согласившись, она не только испортит им поездку, но и вконец разрушит свои отношения с Джек. Сейчас им лучше не видеться: Джек нужно время, чтобы остыть и простить ее, а Фрэнки – чтобы вернуть покой, который подарила ей Венеция.
Знать бы только как.
Она откинулась на спинку дивана.
– Если честно, Леонард, впервые в жизни понятия не имею.
– Думаю, тебе пойдет на пользу личное пространство. Возможность вдохнуть полной грудью и все такое прочее.
Личное пространство. Еще совсем недавно казалось, что пространства у нее вполне достаточно, даже слишком, нестерпимо много.
– Ты не забывай, я одна не останусь. Есть же еще загадочные соседи, – шутливо отозвалась она, рассчитывая разрядить атмосферу.
На лице Леонарда мелькнуло беспокойство.
– Что такое? – спросила Фрэнки.
– Дело в том, – начал он, – что я лично спрашивал у Марии насчет соседей. И однажды, пока вас с Джек не было, даже поговорил с управляющим. Пришлось смахнуть паутину со своего итальянского – выяснилось, что он вовсе не так хорош, как мне помнилось.
У Фрэнки перехватило дыхание.
– И что же?
– Он говорит, что в соседней квартире никто не живет. И уже довольно давно. Предыдущие владельцы пропали без вести во время войны, а новый хозяин сдавал ее и даже пытался продать, но покупателей не нашлось.
– Это точно?
– Совершенно точно.
Фрэнки нахмурилась.
– Значит, померещилось, – уступила она. Кто знает, возможно, свет включался из-за коротких замыканий, а шаги были всего лишь эхом, гулко бродившим по пустым комнатам палаццо. Но та тень в окне… Она невольно поежилась. – Ну, хватит об этом.
Они допили коктейли в спокойной, уютной тишине, а после разошлись по своим спальням.
Фрэнки забралась в постель, торопясь поскорее заснуть, оставить в прошлом этот день, ссору с Джек, гибель рукописи. Но все не получалось отделаться от предчувствия, что ни в том, ни в другом случае утраченного не вернуть. Плотнее закутавшись в одеяло, она приказала себе ни о чем не думать.
Ночью ей снился канал, белоснежные страницы, разбросанные по поверхности воды, чужие руки, тянущиеся к ним из глубины.
Утром лило как из ведра.
Смаргивая туман в глазах – напоминание о двух выпитых на ночь коктейлях, – Фрэнки взглянула в окно и поймала себя на мысли: дурной знак. Небо окончательно почернело, и дождь словно бы переменился, было в нем теперь что-то угрожающее. Может, из-за ливня Джек перенесет отъезд хотя бы на денек? Увы, Фрэнки слишком хорошо ее знала, чтобы надеяться, – если уж та приняла решение, никакой дождь ее не остановит. Она со вздохом выбралась из постели и натянула халат.
При виде Джек и Леонарда сомнения отпали сами собой: едут, несмотря ни на что, и совсем скоро. Оба уже собрали чемоданы и ждали, готовые ко встрече с непогодой – в непромокаемых плащах и резиновых сапогах.
– Точно не поедешь? – спросила Джек, пока Фрэнки спускалась в пиано нобиле.
Спиральная лестница под ногами вихляла и скрипела будто бы сильнее обычного. Пришлось схватиться за перила.
– В Любляну-то? – Фрэнки притворно содрогнулась. – Вот еще.
– По-моему, тебе не стоит оставаться тут одной.
Джек уже не выглядела такой разгневанной, как вчера, но все же в выражении ее лица сквозила некоторая враждебность, которую – это Фрэнки прекрасно понимала – поможет стереть лишь время.
– Ничего со мной не сделается, – только и сказала она, зная, что нет таких слов, которые могли бы за оставшиеся минуты починить их дружбу. – Если, конечно, ты не намекаешь, чтобы я выметалась.
– Не драматизируй, я тебя умоляю, – с каменным лицом отозвалась Джек. – Я просто считаю, что это неразумно.
Фрэнки рискнула улыбнуться:
– Можно подумать, я когда-то поступала разумно. (Смеха в ответ не последовало.) Не волнуйся, у меня все будет в полном порядке.
Джек открыла было рот, чтобы возразить, но тут вмешался Леонард:
– Ладно тебе, Фрэнки у нас большая девочка. Сможет о себе позаботиться.
Его жена смерила обоих испытующим взглядом.
