Любовь называется.
Самая страшная власть, которую один человек может над другим получить. И поэтому сижу. Кошусь на Ричарда. А он хмурый, обиженный какой-то. Надеюсь, что не на меня.
«Он велел ей найти «Книгу Тьмы». И Анна пыталась…»
– Значит, мы были правы?
– Правы, – согласился Ричард. – Но все равно… отец должен был её уничтожить. Должен!
А он разговоры вести начал. Что сказать…
Дурак.
Глава 44
В которой сказка сказывается
«И стала рассказывать она сказку, столь интересную, что заслушался и падишах, и слуги, и охранники, и даже старый попугай спустился ниже, дабы не пропустить ни слова. А когда наступил рассвет, замолчала Шахрезад, потупившись скромно, ибо вышел час её жизни. Но падишах сказал:
– Желаю узнать я, чем обернулось все. А потому дарую тебе еще одну ночь.
А за нею последовала и новая. И еще одна. И длилось это тысячу ночей, с каждой из которых, сам того не замечая, старел и падишах, и слуги его, и охранники, и даже и без того старый попугай. Когда же забрезжил тысяче первый рассвет, пали они наземь и умерли от старости. Рассмеялась ведьма и встала. И покинула она женские покои…»
Сказка о коварной ведьме Шахрезад и трусливом падишахе
Стоило забрать этот дневник.
Вынести.
Прочесть одному. Обдумать. Это… это ведь для Ричарда. А он сидит вот на теплом полу в окружении мертвецов и читает записки, пытаясь понять, почему отец поступил так.
Нет, с мамой понятно. Хотя… все равно не получается поверить. Чтобы мама и вот так… убивала? И… и она ли?
«Он, разочаровавшись в способностях Анны, более того, как мне показалось, он вовсе утратил к ней доверие, решив, что влюбилась она в моего предка, как то случается с женщинами, явился сам. И вновь же, она говорит о том неохотно, словно через силу. И мне кажется, что я ощущаю горечь её обиды. Странно. В какой-то момент я определенно стал относиться к нежити иначе. И это было ошибкой»
Еще какой.
Демоница читает внимательно, шевеля губами, будто проговаривая каждое слово.
Пускай.
«Мы говорили. Много. Она рассказывала о том, каким был прежний мир. Я слушал. И спрашивал. И раз за разом откладывал тот миг, говоря себе, что еще одна ночь, что еще немного и я разгадаю ту страшную загадку. Я пойму, что произошло в Замке»
Ложь.
Основа основ. Нельзя верить нежити и… и демонам тоже. А Ричард поверил. Подпустил близко. И ему ли винить отца? А не винить не получается.
«Я заставил её поклясться, что она не причинит вреда моему сыну. И Ричард вернулся в Замок. Он сильно изменился. Стал замкнутым. Отстраненным. Он, кажется, совершенно не верил мне. Более того, само мое присутствие его тяготило. И мне пришлось оставить в Замке проклятого, ибо к нему мой сын относился с противоестественной симпатией».
Кто бы говорил.
Ксандр хотя бы никого не убивал. Ксандр… он друг. И да, всегда был рядом. Сколько Ричард себя помнил. Правда, выяснилось, что с памятью у него далеко не все ладно.
Пускай.
Отец не имел права.
«Теперь я могу с определенностью сказать, что душницы опасны в том числе и умением опутать разум. Я сам не понял, как в ответ принес клятву ей. Я кровью своей пообещал не причинять ей вреда. Как такое вышло?»
– Как? – вслух произнес Ричард.
– Обыкновенно, – демоница поглядела с сочувствием. – Ксандр был твоим другом. А она – стала его.
Душница?
Та, что виновата в смерти многих?
– Она ведь не выглядела чудовищем.
– И что? – Ричард испытывал огромное желание отшвырнуть книженцию, уйти и…
– Всегда проще, когда чудовище выглядит именно чудовищем. Клыки. Когти. Кровь изо рта. Тогда и уничтожить его легко. А когда оно тихая слабая женщина. Даже тень. И ты можешь понимать, что тень эта безумно опасна, но понимание – одно, а принятие – другое.
Демоны тоже опасны.
Об этом твердят все книги. А Ричард… Ричард целовался. И честно говоря, поцеловал бы вновь, но именно сейчас это неуместно. Зато сама мысль о поцелуе успокаивает.
И… тетрадь эта.
«Мне кажется, она тоже была одинока. И потому не пыталась даже вредить мне. Или я просто тешу себя надеждой? Но именно она сказала мне о болезни. И эта болезнь не имела отношения к ней. Скорее уж причиной её стал давний прорыв. И Мертвый город, возле которого он случился. Тогда мне пришлось пересечь запретную черту и встретить истинную тварь Хаоса. Я поверг её, но она меня ранила. И эта рана, затянувшаяся тогда, вдруг вновь открылась».
Какой прорыв?
Отец… и Ксандр… хотя если давно, то Ксандр мог не знать.
«Анна сказала, что поможет мне, если я верну людей в замок. Что она достаточно сильна, чтобы передать мне силу выпитых душ. Но я отказался. Очень её разозлил. Она исчезла на несколько дней, а вернулась еще более раздраженной. Анна стала говорить, что, если уж я не думаю о себе, то должен подумать о людях. Мой сын слишком мал и слаб, чтобы удержать земли. Что и вовсе он не имеет права на них, ибо и сам теперь не вполне человек».
Что?
Ричард дважды перечитал последнюю фразу. И демоница тоже. Посмотрела на него презадумчиво, а потом сказала:
– Рогов нет.
Ричард пощупал макушку, убеждаясь, что и вправду их нет.
«Моя супруга была женщиной слабой. Быть может, прав был тот, кто советовал выбирать в жены лишь тех, в ком сильна старая кровь или хотя бы есть дар. Человеку обыкновенному тяжело в Замке. Хотя почему тогда в нем, здесь, спокойно жили жены моих рыцарей? И слуги, служанки? Почему живут селяне, охотники? Или уж скорее дело в моей крови? В том, что кровь эта такова, что обыкновенная женщина не способна принять её? Склоняюсь к тому. До беременности моя дорогая жена была легка и светла. Её переполняли эмоции. Их было столько, что сам Замок отозвался. А после появления Ричарда она словно погасла. Анна не говорит, как проклятое зеркало попало к моей Анне. Было ли это случайностью?»
Ричард закусил губу.
Почему эти строки вызвали такую боль? Почему показалось, будто… будто его предали? Кто? Глупость какая. Несуразная.
«Как бы там ни было, но Ричард появился на свет слабым. Я люблю его, ибо он – моя кровь и плоть. А еще память о женщине, без которой я не мыслю жизни. И даже близкая смерть кажется мне избавлением. Это неимоверно злит Анну. Пускай. Дело в зеркале. Исключительно в нем. Оно попало к Анне. И ожило. А с ним ожила и Анна»
Как?
Или… Ричард потер лоб.
