Мгновенье, и на Арицию вновь же смотрела она.
Она, только красивая.
– Посиди, – сказали ей, погрозив пальцем. – И подумай. А как надумаешь, то позови. Я услышу.
Ариция закричала.
Но крик её потонул в зазеркалье. Она оглянулась и… и увидела лишь клубящийся туман. Он подползал к ногам, тычась в них слепым щенком. И в нем, таком кипящем, мелькали тени.
Стало страшно.
Настолько страшно, что крик оборвался. Ариция зажала рот руками и повернулась к зеркалу. Это сон… это всего-навсего сон… она сейчас проснется.
И…
Проснуться не получилось. Ни с первого раза, ни со второго.
Глава 40
О неправильных покойницах и потерянных вещах
«И обернулась тогда птица-лебедь девою красоты невиданной, кожа её была белее снега, очи – синее небесной синевы. Алой малиной горели уста, а на волос золотой спускался до самой земли. И поглядел на нее королевич, и влюбился с первого взгляда. Дева же, руки протянув, заговорила ласково, благодаря за свое спасение и испрошая лишь одного: дозволения рядом быть».
Сказ о вдовой королеве, королевиче и ведьме коварной
А вот ран на теле покойницы не было.
Никаких.
Вообще-то… разговор наш взял и угас. Сам собой. Словно… словно слишком много было сомнений и вопросов. И только Ричард проворчал:
– Я все равно на тебе женюсь.
А потом отпустил мою руку и повернулся к телу Анны. И глядел на него… нехорошо так глядел. С сомнением.
– Отец спускался сюда, – произнес он мрачновато. Мне же стало совестно.
Вот что я за чудовище такое?
Нет бы ответить согласием, а потом бы как-нибудь… в конце концов, я не первая, из кого демона делали. Глядишь, и справились бы.
Обязательно бы справились.
А теперь вот… теперь он может и не спросить во второй раз. Это на него здесь и сейчас нашло что-то. Там же, наверху, он увидит принцесс и поймет, что был не прав.
Или не поймет, но… мужчины, они же обидчивые. Особенно в таких вопросах. Передо мной душу почти открыли, а я… нет, не плюнула, но почти.
Дура.
Как есть дура.
– Извини, – я тряхнула головой, пытаясь избавиться от мыслей и сомнений.
– Я не то, чтобы вспоминаю… знаешь, такое чувство, что я и не забывал. Хотя вот… он спускался сюда. И мама. На похороны деда. Про деда точно не скажу, его как раз помню очень и очень смутно, – он потер висок. – Тогда… тогда я тоже здесь был. Правда, шел той, внешней дорогой. Но зачем он снова спускался? Отец?
Молчу.
Что сказать? Что я бы покойницу прикрыла саваном. Я вообще не понимаю, зачем её здесь оставили. Ладно, дрова в дефиците, но ради такого случая могли бы и поискать. Да и мало ли иных способов?
А её похоронили.
И… и кажется это едва ли не насмешкою.
Я отступила в сторону.
– Это мой предок, – Ричард тоже отошел. – Её муж.
– Он не в доспехе.
– Да. Почему – не знаю… но вот…
Этот саван прочно зарос пылью и паутиной, и соскальзывать не спешил, а я, только коснувшись, руку убрала. Почему-то подумалось, что под саваном обнаружится вполне себе банальный труп многосотлетней давности. Не хочу смотреть.
Я повернулась к Анне.
А она…
Нет, что-то тут не так. Определенно.
– Может, ну её? – осторожно предложила я. А Ричард покачал головой и, приблизившись к телу, поднял его. У меня сердце оборвалось, когда он к этой вот… прикоснулся. А он только повернул тело вправо. Влево.
Хмыкнул.
– Никаких следов, – сказал, опуская.
– Может, под платьем не видно? – я запоздало прикусила язык. Не хватало еще, чтобы он тут осмотр устроил и раздевать стал.
– Допускаю, но с этим телом явно что-то не то. Надо будет…
И замолчал.
– Что?
– По-хорошему сжечь бы, но для этого вынести её надо. А если… я кое-что в книгах проверить хочу.
Я кивнула.
Пускай.
– А зеркало?
Тело пришлось стаскивать с каменного помоста, а его осматривать со всем тщанием. Не то, чтобы мы надеялись найти зеркало, скорее уж пытались убедиться, что зеркала тут нет.
И его не было.
У покойницы тоже.
Потом…
– Извини. И, может, отвернешься? – спросил Ричард, поддевая сизый саван предка. Тот снимался с тихим хрустом, расползаясь порой в руках. – Но проверить надо.
И я отвернулась. Пусть позорно и трусливо, но… но это не то, что я хотела видеть. Хотя зеркала не нашлось и при мертвом Арване.
Жаль.
– Остальных…
– Не думаю, что в этом есть смысл. Да и… его брат, который стал наследником после смерти Арвана, погиб не здесь. Он упал в расщелину, и тела извлечь не вышло. Если зеркало было при нем, то…
Там и осталось.
Но вот… есть у меня сомнения. Подобные вещи имеют на диво пакостливый характер. Они и из расщелины неведомым образом выплывут, и из морских глубин поднимутся.
Нет уж.
Если не она…
– Может, голову ей… того? – задумчиво предложила я, потому как нетленное тело Анны несколько нервировало. – А потом уже и сжечь.
– Здесь костер разложить не выйдет, а голову… боюсь, до этого предки додумались бы. Но, видать, не вышло.
Покойница, как почудилось, улыбнулась.
Снисходительно так.
– Скажи… – спрашивать о таком дико неудобно. – А… она когда на тебя… то есть, ты на неё посмотрел, мне показалось, что ты… вот-вот… как бы это выразиться.
Бормочу и сама себе жалкой кажусь от этого бормотания. Но Ричард понимает.
– Знаешь, в какой-то момент мне показалось, что она – та единственная, ради кого стоит жить.
Желание отрубить покойнице голову окончательно сформировалось и окрепло.
Нет, померла, так лежи себе по-человечески, а не к чужим мужикам лезь.
– Скажи… – второй вопрос был еще более неудобным, чем первый. – А вот твой отец… он, если спускался, то… мог её увидеть?
Ричард задумался.
Хотя чего тут думать. Пещера, конечно, большая, но не настолько, чтобы мимо пройти, особенно если эта вот зараза захотела бы внимание привлечь.
– Идем, – он снова взял меня за руку, а я вот ничего против не имела. Пошли… пошли, пошли дальше, мимо каменных постаментов. И не страшно здесь, в усыпальнице.
