– Записи были довольно сумбурными. В том, что касалось исследований, он был точен. А вот когда речь заходила о личном… он собирался заглянуть в проклятый город.
– Идиот, – пробормотал Ричард, причем вполне искренне, поскольку человек разумный не станет связываться ни с чернокнижием, ни с Проклятым городом.
– Он был умен. Хотя стоит признать, что умные идиоты – явление не такое уж и редкое.
Камень лежал.
Пульсировал.
– Он нанял людей, которые согласились рискнуть. И не за деньги. Дочь одного из них была серьезно больна. И даже лучшие из целителей оказались не способны помочь ей. А он взялся. Он провел обряд замены жизни.
– Погоди, это же…
– Это уже не корова. Он принес жертву. Точнее жертвы. Молодую девушку, чью жизнь он подарил больной, и нескольких мужчин, отдавших силу ему. С этого момента, пожалуй, он и стал истинным чернокнижником.
Грань тонкая.
Опасная.
И переступить её легко.
– Дальше записи были… странными. Он писал не о книгах, но о женщине, которую сотворил. Он наблюдал за ней. К слову, для этого и присоединился к экспедиции. Он дошел до самых гор, и каждый день описывал подробно. И по пути еще дважды повторял ритуал.
– Зачем?
– А вот тут не ясно. То ли ему изначально попался ритуал с ошибкой, то ли он совершил её сам, но раз за разом, то ли сил его не хватало, чтобы закрепить все, однако он писал, будто жизнь из этой женщины уходила. И ему приходилось подпитывать её силы снова и снова. Благо, путь их лежал по землям, где во времена давние царил полный хаос… тогда-то он и решил создать нечто, что решило бы проблему. Ну не совсем создать, все же для этого ему откровенно не хватало знаний, но вот встретилась ему на нашу голову одна рукопись. Древняя. Он полагал, что вовсе времен Империи. А в ней описание старых артефактов. Имперцы еще теми затейниками были, да… так вот, он и вычитал про Сердце.
– Сердце?
– Он так назвал. Он был умным парнем. Да. Хотя все равно идиотом.
– Ты говорил.
– Ничего. Повторять порой полезно. Так вот… он объединил свои знания с тем, что удалось почерпнуть из книг. Книг он к этому времени собрал немало. И некоторые выкладки весьма… любопытны. Он взял камень. Драгоценный. Крупный алмаз чистой воды. И уже его сделал вместилищем силы и душ. Он писал, что дарил камень жертве. И тот всецело завладевал её вниманием, её разумом. На это требовалось несколько дней, после чего он убивал девушку, и душа той, и сила уходили в камень. А камень уже возвращался к истинной хозяйке, питая её.
– Мерзость какая.
– Ты просто не дошел до действительно старых книг…
– А они…
– Кое-что уцелело. Еще твой прадед подумывал сжечь, но не решался. Как же… историческое наследие. Он назвал свой артефакт сердцем. В смысле, не прадед, а тот чернокнижник. А еще написал, что благодаря ему получил возможность связываться с этой девицей.
А книги и вправду надо будет глянуть.
И сжечь.
Не они ли нужны нынешнему чернокнижнику? Правда, тогда не понятно, откуда он узнал о существовании подобных книг.
– Так… – Ричард потер голову. – Но закончилось все…
– А вот дальше весьма интересно. В горы он не полез. Он, сколь я понял, не отличался ни выносливостью, ни силой, да и здоровьем обладал довольно слабым.
Что странно для чернокнижника, способного выпить чужую жизнь.
– К себе он старался не применять силу, – Ксандр тщательно мыл руки. – Вероятно, понимал, что… не стоит. Однако интересно то, что связь в горах не оборвалась. Более того, он научил свою… возлюбленную.
– Возлюбленную?
– Мне показалось, что он был к ней весьма неравнодушен. Да и вообще, что за предубеждения, Ричард? Если чернокнижник, то, стало быть, без возлюбленной живи?
Это было произнесено с насмешкою. И Ричард фыркнул.
Пускай.
– В общем, он научил её забирать чужую силу.
– И жизнь.
– Именно. Он отметил, что так даже лучше, что теперь она не зависит от него, что может сама жить и решать… они добрались до города, а на обратном пути попали под лавину.
– Погоди, тебе это не кажется… знакомым?
Наемники.
Прекрасная дева, уцелевшая лишь чудом.
Ксандр задумался и нахмурился. Повернулся к телу, что тихо лежало под простыней. А от тела – к окну. И снова к телу.
– Знаешь… а ведь я… ведь и вправду, если так, то получается… это она? Та женщина, которая прокляла наш род.
– А она прокляла?
– Ну… скажем так, после её гибели все и пошло наперекосяк, – Ксандр покачал головой. – Вот и выходит… погоди. Давай я сначала расскажу, что знаю, а уже потом будем думать вместе. Итак, она выжила, но вынуждена была выпить остальных. Отца, брата… а потом их нашли. И вот тут становится непонятно. Он отметил, что ей удалось забраться дальше, чем он предполагал. К слову, имени он не упоминал. Странно, если подумать. Там было много всего, от описания её волос до того, сколько раз, уж извини, она на нужник сходила. Но не имя.
– А зачем ему знать… сколько раз… ну…
– Он следил, как работает её тело. Опасался, что болезнь слишком уж его изменила.
Логично, если подумать.
– Главное, что записи обрываются. Это тоже было странно. То он весьма подробен, пишет порой о совершеннейших мелочах. То вдруг ни слова. Причем довольно долго. Когда он снова вернулся к записям, почерк стал уже другим. И чернила. И сама бумага. Честно говоря, мне показалось, что это все вообще другой человек писал.
– Еще один чернокнижник?
Ксандр задумался. Так и замер, прикрыв глаза и скрестив руки на груди.
– Тогда… эти записи я читал исключительно из любопытства. И порой пролистывал целыми страницами. Ну вот как-то не вязалось у меня с великим чернокнижником подробное описание коровьего стада, которое они встретили. Или жалобы на клопов в трактире. Да и… знаешь… действительно другой почерк. Жаль.
– Что?
– Эти записи сожгли. Потом. Мой… друг и наставник, он сказал, что так будет лучше. Что не стоит смущать неокрепшие умы. Что… лучше, если люди будут считать чернокнижников чудовищами, что не надо их очеловечивать. И что Сердце – слишком большое искушение. Ведь случается, что дети болеют. И даже у тех, кто способен позволить себе лучших целителей, все одно болеют. И человек, который любит своих детей, разве не согласится он обменять их жизнь на жизнь других? Мне это показалось весьма логичным. И я согласился. А теперь вот… память у меня хорошая. Но… что если и вправду другой? Если связать эту историю с тем, что знаем мы?
– Что вы знаете? – прозвучал такой тихий голос.
