Дальше я не слушала, хотя вот, честно, любопытно было. Но вот… кричали же. Громко. И надрывно так. Безысходно.
И слышала этот крик не только я.
– Что случилось? – поинтересовалась Ариция Ладхемская, окруженная цветастою стайкой фрейлин. Те, завидев меня, поспешили отступить.
И правильно.
Как-то нервировал меня этакий избыток прекрасного.
– Сама хотела бы знать, – ответила я честно. – А ваша сестра где?
– Спит.
– И сейчас?!
Это ж какой крепости сон быть должен, чтобы его подобный вопль не прервал.
– Знаете… а и вправду, – Ариция нахмурилась. – Это не нормально…
– Обитель зла и порока! – возвестила пухлая дама, от которой резко воняло чесноком и розовым маслом. И руку подняла к небесам. – Я молилась!
– Во сне, – пробормотала Ариция. – Извините… мне и вправду надо глянуть, что с Летти… а кричали там, у степняков.
Теттенике.
Хрупкая светловолосая дочь кагана сидела на руках мрачного мужика, вцепившись в оного обеими руками, и плакала. Вот умеют же люди… из широко распахнутых глаз катились слезы. Огромные и чистые, что твои драгоценные камни. И никаких тебе соплей или покрасневшего носа.
Красавица.
Правда, увидев меня, красавица тихо икнула и лишилась чувств.
Вот что за…
– Раз, два, три, – пересчитала я принцесс и поглядела на Ричарда.
Летиция Ладхемская в сером платье казалась бледной, хотя в бледности своей она могла поспорить с Мудрославой Виросской, что вернулась к исходному состоянию глубокого обморока. И рядом с ними беспамятная Теттенике смотрелась почти нормально даже.
Да что уж там, если Спящая красавица и существовала, то была она именно такой, невероятно хрупкой и прекрасной без меры. У меня рога от злости зачесались.
Правда, Ричард к красоте степнячки остался равнодушен.
– И… что это значит? – мрачно поинтересовалась рыжая Яра, которая устроилась в ногах виросской принцессы.
– Нам бы тоже хотелось получить объяснения, – еще более мрачно произнес степняк в роскошном халате. И руку на саблю положил. Выразительно так.
Тот самый мужик, что таскал Теттенике, говорить ничего не стал. И к оружию не тянулся. Но глянул на Ричарда превыразительно. Я вот прямо так сразу к нему симпатией и прониклась.
Заочно.
Надо будет поближе познакомиться.
Если у него виды на Теттенике, то… то надо поспособствовать соединению влюбленных сердец. Это же ж, если подумать, дело благое.
– И не только вам, – это уже бородатый вироссец в красном кафтане. Он, правда, с виду спокоен, но это внешнее.
– Моя сестра вообще очнется? – Ариция Ладхемская сжала кулачки.
А островитяне и бледноватая, какая-то изможденная, Брунгильда, ничего не сказали. Они стояли будто бы в стороне, но не сомневаюсь, что каждое слово будет услышано.
– И Светозарный пропал, – меланхолично произнес рыцарь в белом доспехе.
– Помолимся! – возопила та самая пухлая женщина, вытащив из декольте роскошный медальон. – У меня есть кусок ногтя Митралии Блаженной! И пусть боги услышат нашу молитву…
Глаз Ричарда дернулся.
– Спокойно, – сказала я, хотя сама вот была от спокойствия далек. Три принцессы из пяти в глубоком обмороке. Надеюсь, что это обморок, а не кома.
И что с ними – не понятно.
И…
– Для начала прошу освободить помещение… – сказала я, вперившись взглядом в обладательницу чужого ногтя.
Люди зашумели, явно мою идею, сколь бы здравой она ни была, не поддерживая.
– Пусть останутся… – я посмотрела на Ричарда.
– Родственники, – тихо сказал он. – Или главы посольств.
– Родственники, – повторила я куда громче. – Или главы посольств.
– Она собирается выпить из них душу! – взвизгнула та самая дама и с невиданной прытью сунула мне под нос свой медальон. От него резко пахло чесноком и еще потом, отчего я шарахнулась. – Видите! Ни один демон не устоит перед истинной святостью!
Я зарычала.
И хвост щелкнул. И я поняла, что еще немного и сорвусь.
Спокойно, Жора. Дыши глубже. На каждую дуру реагировать, этак никаких нервов не хватит.
– Щучья мать! – возопил попугай, усаживаясь на подоконнике. И глазом так сверкнул. – Акулья звезда тебе в глотку!
Женщина побелела.
Покраснела. Схватилась за правую грудь.
– Сердце с другой стороны, – подсказала Ариция Ладхемская, подхватив почтенную особу под локоток. – Да, вот тут… а вам и вправду стоит отдохнуть. И помолиться за мою сестру.
– Чернокнижницу!
– Некромантку, – поправила ладхемка и развернула даму. – Слышали? Прошу остаться вас, господин Уршах.
Посол поклонился.
И рукой взмахнул. Рядом с почтенною вдовой, которая бормотала что-то про потерянные души, проклятья и святых, возникла пара плечистых то ли лакеев, то ли телохранителей.
Минута, и дышать стало свободнее.
За ладхемцами потянулись вироссцы, оставив темнобородого задумчивого посла. И Яру, которая явно не намерена была уходить. А там и островитяне удалились, и степняки.
Почти все.
– Я… прошу прощения, – заговорил Ричард, обведя взглядом оставшихся. – И клянусь силой, именем своим, этим местом, что не причастен к произошедшему.
– Они живы? – сухо поинтересовался ладхемец.
– Несомненно. Леди Летиция спит.
– Крепкий у нее сон, – Ариция взяла сестру за руку. – Но пульс есть. И сердце бьется. И вообще она до отвращения живая.
– А вы предпочли бы иное…
– С мертвыми мне спокойнее. Да ладно, Уршах. Хватит… матушка, может, делала вид, что не знает, но я в жизни не поверю, что она и вправду не знала. Просто, скорее всего, я показала себя более разумной, нежели сестра. И более осторожной.
Она прижалась к холодной ладони Летиции щекой.
– Я так по ней скучала… а теперь вот… мы поговорили. Она сказала, что у нее голова болит. И прилегла. А потом… уснула. И спит с тех пор.
– Ваше высочество…
– Мое, Уршах. Мое… это место на нас так влияет, верно?
– Ваша сестра долгое время находилось под действием заклятья. Ментального. Весьма сложного. Подобные не рекомендуют использовать больше месяца или двух, – Ричард коснулся висков принцессы.
– И маг это знал?
– Скорее всего. Но точно утверждать не рискну. Но заклятье стало рушится.
