– Красиво, – согласился он.
И подумал, что… если обнять, то никто не увидит. А потом устыдился этой мысли, потому что было в ней что-то донельзя подлое. Будто он… стесняется?
Её стесняется?
А демоница словно почувствовала и осторожно сжала пальцы.
– Я сюда часто убегал. В детстве.
Не стоит о таком говорить.
Не с демоном.
А с кем? С Ксандром? С Лассаром, который по сути незнакомец? С кем вообще здесь можно поговорить? И почему возникла сама эта необходимость? Сколько лет Ричард жил и как-то даже без разговоров душевных обходился.
Теперь вот…
Это демоница на него так влияет. И рассказы её. И еще память. Память дремавшая… почему? Это тоже не нормально.
Неужели…
Но кто?
Ксандр? Отец? Больше некому… и тоже… думать о подобном тошно.
– Я не знаю, когда все изменилось. И почему. Самые ранние воспоминания, они были вполне счастливыми. И Замок тоже. Он был другим. Совершенно. Здесь жили люди. Рыцари… у отца были рыцари.
Запах железа и масла, которым натирают доспех. Легкий – конюшни. Конюшни он тоже помнит. И лошадей. Могучий жеребец темной масти склоняет голову и осторожно берет хлеб с руки Ричарда. И вздыхает. Его горячее дыхание щекочет ладонь.
Шея жеребца чуть влажная. А грива, которая кажется шелковой, на самом деле жесткая. Ричарду доверили важное дело – чистить коня. И щетка скользит по такой гладкой глянцевой спине. Конь спокоен. И лишь иногда, играясь, пытается дотянуться до мальчишки, ухватить зубами за куртейку.
Отец тут же. Он тоже чистит, ибо рыцарь сам должен ухаживать за своим конем.
Хотя, конечно, на конюшне людно. Здесь и конюхи есть, и их помощники, и много кого.
Странно, но говорить об этом легко. Правда, как бы не запутаться, потому что одно воспоминание сменяется другим.
Вот он, Ричард, стоит. И пытается натянуть тетиву. Лук небольшой, но тугой до крайности, как ему кажется. И Ричард пыхтит от натуги. А рядом возвышается огромный человек.
Каллес.
Его звали Каллес. И он был старшим над рыцарями. И Ричарда учил. Пожилой. Неторопливый. Обстоятельный.
– Тогда… Легионы существовали, но как бы отдельно от людей. Они несли службу там, на границе с проклятым городом. И еще в горах. У реки. Везде, где людям было бы сложно. А отец с рыцарями время от времени выезжал. Когда приходили жалобы. Или нежить поднималась. Или какие твари выползали, – Ричард все-таки сумел отпустить руку. – И я помню, как они уходили. И возвращались. Он всегда что-нибудь привозил.
Огромный клык, с руку Ричарда, того, который еще ребенок. Клык белоснежный и гладкий, и Ричард в восторге. Он не выпускает этот клык из рук.
Где он?
И куда подевалась коробка с остальными сокровищами? Осколок черного камня, в котором будто звезды жили, особенно, если сквозь этот камень на солнце посмотреть. Наконечник стрелы.
Монетка с полустертым профилем древнего властителя.
И что-то еще, казавшееся таким важным. Очень важным… а он забыл, что именно… он взял и забыл! Как так можно?!
– Тебе плохо? – этот голос помешал вспомнить. И Ричард вскинулся было, чтобы огрызнуться, но его обняли. Мягко. Нежно. – Не нужно лезть в прошлое, если плохо.
– Нужно, – он вдруг понял, что боль не прошла.
Затихла.
– Нужно, если я хочу понять, что здесь происходит. Куда подевались люди. Почему отец изменился.
– Он изменился?
– Да.
Она теплая. Горячая даже. И не пытается отстраниться. Стоит. Уперлась острым подбородком в плечо. И держит его. Словно Ричард глупец, который рискнет подойти к краю.
Он бы и рискнул.
Когда-нибудь.
– Не знаю, когда, правда. И отчего. Это надо… мой наставник исчез. И его люди тоже. Зато появился Ксандр. Женщины… раньше в Замке были женщины. Не скажу, что много, но у матушки имелся свой двор. Они вышивали. И ткали. И еще разговаривали. Мне их разговоры казались такими глупыми.
Если дышать осторожно, если замереть и не шевелиться, она не разомкнет кольцо своих рук.
– Потом и они куда-то подевались… зато Легионеры… ты их видела. Нет, они не страшные. Я не боялся их даже тогда. Я их ощущаю немного иначе. Как… пожалуй, как людей. Только они молчат. Почему? Не спрашивай. Сугубо теоретически они должны бы говорить. Способность сохранилась, но ни разу никто из них не произнес ни слова.
Ричард мотнул головой и получилось слишком резко.
Она отступила.
– Нет. Погоди, – если перехватить её руки. Удержать. Не силой. Нет. Просто… ненадолго. – Извини. Так легче.
И тихий вздох стал ответом.
– Отец… появлялся все чаще. И они с мамой ссорились. То есть он с ней, а она терпела. Она так долго терпела… в голове такая каша. Будто… помню, как мы сидели. И я её утешал. Она плакала. А я не знал, что делать. Я почти ненавидел его, хотя до этого…
Ричард коснулся губ.
Кровь?
У него кровь идет?
– Пожалуй, мне стоит поговорить с Ксандром. Если кто-то и может объяснить, что произошло, так это он.
И Ричард решился, высвободился из кольца рук.
– Погоди, – в голосе демоницы звучало искреннее беспокойство. И платок она протянула. Сама прижала к его лицу. Сказала. – Голову вниз. И давай просто посидим.
Ветер поет.
О чем?
– А… – надолго её не хватило. – Скажи, пожалуйста, а та история, с зеркалом… зеркала ведь… иногда через другие словно что-то рвалось. И если предположить, сугубо теоретически… смотри, та женщина, на которой женился твой предок. Ты говорил, что она была заражена тьмой. Так?
– Так.
О далеком прошлом говорить легче.
А демоница отступила. И присела. На вершине башни имелась лавка, каменная, с коваными боковинами. И те, изогнутые, казались застывшею лозой. Кое-где появилась ржавчина, да и сам металл потемнел от времени.
А ведь Ричард уже бывал здесь. С мамой. И помнит, как она сидела с вышивкой, но не вышивала. Смотрела. Вниз. Вдаль. И выражение лица её он помнит. Такое… печальное. И задумчивое одновременно.
Что она вышивала?
– Смотри, мне кажется, что все это связано. Сначала один твой предок находит женщину, в которую влюбляется. И берет в жены. А она оказывается зараженной, но… почему-то никто этого не видит. Такое возможно?
Ричард задумался. И с облегчением, поскольку голова перестала болеть, словно он… отступил от запретной черты? Стало быть, все-таки и в его голове покопались. Кто?
Отец?
