Нигде не рады бедной демонице.
Да что ж это…
Тогда-то и пошла я туда, ну, к лестнице вниз, куда уже отправился Ричард с послами, легионерами и Командором.
– Мне это не нравится, – сказала я Ксандру, маячившему у раскрытых дверей. – Её нельзя оттуда выносить. Она… она такая живая…
Он не ответил.
Но выражение лица стало таким, что…
– Ты знал её. Мать Ричарда? И отца? Он говорил тебе, что нашел дневник. Или записи… и как он умер? Он написал, что принял яд. А она… она его разум забрала.
Получилось сбивчиво.
И… и вообще не знаю, имею ли я право рассказывать о таком? Тем более сейчас…
– Знал, – Ксандр провел ладонями по лицу. И выражение его сделалось таким… таким тоскливым. – С Ричардом я познакомился, когда тот был еще ребенком. И не скажу, чтобы знакомство радовало.
– Почему?
Нам ведь страшно. И мне. И ему тоже. Он мертвый, но все равно боится. А чего?
– Когда я вернулся таким, как сейчас, меня не убили. Но и нельзя сказать, чтобы приняли. Скорее уж… я стал нежитью. Полезной. Удобной. Но нежитью. Командор… он тоже был нежитью, но его опасались. И потому сослали в вечный сон. Я… не хотел такого.
– Мне жаль.
Мне и вправду жаль. Наверное, я что-то не понимаю. Я все-таки дитя другого мира, который не знает ни демонов, ни тварей. И мертвые там мертвы.
А здесь… здесь сложнее.
Но все равно.
– Ты странная. Для демона.
– Да я не демон просто… – к чему уже тайны на пустом месте. – Не полностью, во всяком случае. Ошибка в ритуале и… и я жила в другом мире. А он меня вот… и с демоном.
Я погладила хвост, что сам, утешая, ткнулся в руку.
– И получилось.
– Получилось, – вздохнул Ксандр. – Анна… знаешь, теперь я понимаю, что с ней было не все ладно. Она… она менялась. То сидела часами, уставившись в одну точку, будто не живая. То вдруг вскакивала, начинала что-то делать, суетиться. Смеялась просто так. Тогда… честно, я подумал, что она сошла с ума. Случается. Здесь тяжело нормальным людям.
– Не заметила.
– А это не сразу… и не на всех. Люди разные. Кто-то всю жизнь проживет и не почувствует, что здесь что-то не так. Эти и селятся. А кого-то через месяц кошмары начнут изводить. Потом и вовсе… у безумия сотня лиц. Но я промолчал. Не мое дело. Я привык к тому, что очень многое здесь – не мое дело. Приглядывал вот… но не уберег. Если бы знал, от чего беречь…
Я кивнула.
– Он меня едва не убил. А потом… потом много всякого было. Но когда мне велели убраться, я кое-что понял.
Молчание.
И проход темен. Если… если я спущусь, я ведь не помешаю? Я вовсе должна была бы быть там, внизу. Но мне страшно. И стою. Слушаю Ксандра.
– Ричард пришел в себя не сразу. Точнее он приходил, но… на меня смотрел не он. Что-то другое. И это другое… пугало. Оно… она… моя суть начинала просыпаться, та, иная, которая и сделала меня нежитью. Оно требовало убить.
– Кого?
– Кого-нибудь.
– А ты…
– Знаешь, мне кажется, я тогда уже понял, что… в общем, высоко в горах есть одно место. Хижина. Я её поставил… для себя и поставил. Когда совсем тошно становилось, можно было укрыться от всех.
В первую очередь, полагаю, от заботливой родни.
Но молчу.
– Там хорошо. На пару дней пути вокруг ни поселений, ни людей вовсе. Оно… то, что было… оно цеплялось за Ричарда. И угрожало, что сожрет его душу. Умоляло. Обещало. Но потом ушло.
– И…
– И я не стал рассказывать об этом. Если бы мне задали вопрос, я вынужден был бы ответить.
Но вопросов не задавали. В самом деле, кому они нужны? Кому вовсе интересно, что думает мертвый, раздражающий своей мертвостью, родич.
– Я молчал. Обо всем. Я… когда его отец умер, я вздохнул с облегчением. Знаешь, не отпускало чувство, что и он сам стал не совсем нормален. Иногда он так смотрел на Ричарда, что я начинал бояться за него. Но с другой стороны сына он любил.
Пожалуй.
Ошибся, но…
– Правда теперь… понимаешь, дело в том… еще тогда, когда меня только призвали. С Ричардом случалось, что он что-то делал, а потом не помнил об этом. И… и как знать, ушло ли то, что поселилось в нем?
Я поежилась.
И… не нашлась с ответом.
Анна улыбалась.
Лежала и улыбалась. С издевкой, словно не сомневаясь, что все-то будет именно так, как сейчас. Но глядя на эту улыбку, Ричард вдруг понял, что женщина больше не кажется красивой. Нет, она была, несомненно, весьма собою хороша. Но разве это имеет значение?
Черты лица.
Волосы.
Тонкие белые пальцы, что сплелись на груди. Сама эта грудь, подчеркнутая тканью… за спиной кто-то сглотнул. А еще кто-то прошептал, кажется, слова молитвы.
– Я не знаю, что будет, если её вынести отсюда, – сказал Ричард. – Но здесь мы точно не получим ответа.
– Тогда… – вперед шагнул островитянин. – Чего маяться? Вынесем, и порешим.
Он с легкостью подхватил тело, которое повисло на руках. И белый саван взлетел лебединым крылом, опустился на пол. А платье сползло, обнажив длинные изящные ноги.
– Говорите, ей несколько сотен лет… – задумчиво произнес Светозарный. – Разве тело не должно было…
– Тело – должно было, но… тут есть сложности.
Светозарный кивнул. А потом зачем-то подошел к покойнице и положил ладонь на её грудь. Прислушался к чему-то. И, вытащив меч, сунул его рукоять под сплетенные руки.
– Не знаю, но мне кажется, что так будет правильно. Постарайтесь не уронить…
– Погодите, – очнулся степняк и потянул за пояс. – Если примотать, то так оно надежнее.
Пояс оказался длинным и плотным. Им меч примотали к телу. А ладхемский посол, ничего-то не говоря вслух, обернул вокруг запястий кожаный шнур, приматывая их к рукояти.
Шнур казался тонким.
Но посол сказал:
– Он достался мне в наследство от прадеда. А тот был знаком с одним святым…
И Ричард подумал, что мир на самом деле не так уж и велик, да и вряд ли в нем будет так уж много святых. Но мысли эти оставил при себе.
Шли…
Островитянин поднимался. Медленно, чуть покачиваясь. И уже там, на другой стороне, отдал свою ношу Командору.
– Знаете, – ладхемский посол в какой-то момент оказался рядом. – Ситуация весьма сложная… особенно с учетом способностей девушек.
– И?
– Мы весьма обеспокоены их благополучием. Все же, несмотря ни на что, их высочества – родные дочери. Мой господин весьма их любит. И случись что, будет огорчен.
