Пригодилось.
– Тише, – ведьма прижала палец к губам. – Здесь никто и ничто не тронет меня. Почему? Да потому, что я хозяйка…
Она раскрыла руки.
– Я вернулась домой… мама, слышишь? Я вернулась! Я нашла способ! И я спасу тебя! Слышишь, мама?!
И голос её зазвенел. Звоном ответили стекла в окнах. А после и рассыпались. Звоном отозвалась собственная голова Летиции. Зарычала рыжая Ярослава, сделав шаг вперед. И рука её хватанула воздух.
– Забавные, но… не время, – сказала ведьма и бросила свое зеркало. А то, коснувшись пола, разлилось, расплескалось черным морем. И Летиция моргнуть не успела, как провалилась в эту черноту.
Не она одна.
Но… но провалилась же.
А откуда-то издалека донесся безумный смех ведьмы.
Вот ведь…
Рядом, громко и хрипло материлась Ярослава. Почему-то данный факт успокаивал.
Глава 46
Где многое проясняется, но все одно понятней не становится
«Подарила тогда старушка девице ленту красную для волос. Сказала, мол, заплетай в косы и не будет во всем селе девицы краше. Но помни, коль чужие руки ленты коснуться, то заберут от неё всю-то силу. Так оно и случилось. Стала сиротка волосы чесать да лентой повязывать, и стала хорошеть день ото дня. Сделалась круглолика и румяна, бровями черна, глазами лукава. Все-то парни на неё заглядывались, а паче иных – мельников сын»
Сказка о проклятом даре, хитром мельнике и сиротке Геле
– Идем, – я встала первой. – Идем отсюда… смыл тут сидеть?
Среди мертвецов.
Их слишком много, чтобы я чувствовала себя спокойно. Хотя… о каком спокойствии вообще речь? Главное, что и Ричард поднялся.
– Надо…
– Наверху. Все наверху…
– Погоди. Здесь немного.
Пара страниц, но, чую, дерьма на них собралось изрядно.
«Анна постепенно завладела мной. Я даже не сразу осознал. С каждым её визитом, с каждой ночью она становилась сильнее. А я слабел. Я не замечал того. Она заморочила мне разум. Она говорила о том, что мне следует сделать. Она сумела сделать так, что на собственного сына я стал смотреть как на помеху. А однажды и вовсе всерьез задумался над тем, чтобы избавиться от него. И эта, совершенно мерзкая мысль, заставила меня очнуться. В ту же ночь я попытался изгнать Анну. Не смог. Я ослаб. Да и клятва не позволила. А она лишь смеялась и говорила, что я глупец. Как прочие. И теперь-то всецело нахожусь в её власти. Самое страшное, что она была права. Я хотел сказать проклятому, но не сумел произнести ни слова. Мне кажется, правда, что он догадывается о чем-то, хотя и не обо всем. И глядя на мои мучения, он поинтересовался, не стоит ли им с Ричардом совершить объезд владений. Боги, с каким облегчением я разрешил ему. Они уедут и надолго, до первых морозов. А у меня будет время подумать».
Мы стоим близко.
Не так близко, чтобы совсем уж, но… ближе, чем можно. Чем стоит. И… и в голове вертится-крутится всякое.
«Анна больше не притворялась. Она приходила каждую ночь. А я понимал, что именно она разбередила ту старую рану. И еще что я виноват. Однажды я спустился в подвал. Я желал сжечь её тело, не понимая, почему этого не сделали раньше. Но оказалось, что огонь не способен причинить ему вреда. Мой клинок, однажды пробивший шкуру демона, не оставил и следа на бледной коже Анны. А она смеялась. Она говорила, что договор, заключенный с госпожой, дарует ей бессмертие»
Вот ведь… а так можно?
– Так можно? – поинтересовалась я у Ричарда.
– Нет, – тот оторвал задумчивый взгляд от страниц. – Плоть, конечно, можно преобразить, но… бессмертие? О нем и в Империи не мечтали. Ксандр и тот не вечен.
– Тогда…
– Тут скорее речь о неуязвимости плоти.
Охренеть. Существенное различие.
– Дело в том, что демоны… из числа высших, они весьма отличаются и от людей, и даже от низших демонов именно своей неуязвимостью. Существует теория, что их тела на самом деле не плоть, но воплощенная энергия, сила, и потому-то поразить её так сложно. Это как… в облако мечом тыкать, – нашелся Ричард. – Только плотное.
Облако, стало быть.
Мечом тыкать бесполезно. Огонь, как выяснилось, тоже не причиняет вреда. Зато понятно, почему покойница здесь. Если мертвое остается мертвым в пещере, то хоть какой-то шанс, что это, мать его, древнее прекрасное зло, не восстанет.
Но вот саркофаг с замками могли бы и организовать.
«Анна говорила. Теперь уже яростно. Зло. Сколько ненависти накопилось у неё. Ко всем. К отцу, который лишил Анну нормальной жизни. К чернокнижнику, что обрек её на вечный голод, а после и вовсе подчинил душу. К моему несчастному предку с его любовью. К людям. Зато теперь я знаю, что произошло тогда. Она носила дитя. Дитя, обещанное демону и способное стать ключом к его темнице. Дитя той самой крови, которая сдерживает запоры. Анна говорила, что собиралась убить и мужа, и братьев его, чтобы осталось лишь это дитя. Но тело её, измененное тьмою, и боль, и все-то ритуалы, что проводились над Анной, сыграли свою роль. Она помнила, что родила, а потом испытала преогромную ярость, с которой не сумела справиться. И душа её окончательно отделилась от тела. Более того, эта душа угодила в зеркало, словно в ловушку».
А зеркало… потерялось.
Нет, не само… тот подземный ход, который обнаружил приятель Ричарда, вел, вероятно, из замка. И во времена стародавние, может, был не настолько тайным. Чернокнижник спасся, унеся дитя… хотя, конечно, зачем оно ему? Не важно.
«Анна очнулась уже в ловушке. Она могла наблюдать за происходящим в Замке, но и только. Она бродила по зеркалам, не способная дотянуться до людей. А чернокнижник и дитя исчезли».
– И договор был нарушен, – задумчиво произнес Ричард. – Нельзя нарушать договор с демоном. Ничем хорошим это не закончится.
Я вот так сразу и поверила.
Хвост вон прижался к ноге, а я замерла.
«И все же я не могу понять, как получилось, что за столькие годы существования в плену, она не исчезла. Нежить, сколь бы ни была отлична от человека, все же имеет некие сходные черты. Она нуждается в пище, пусть даже пищей служат силы души. И заключенная в зеркале, Анна должна была бы раствориться в нем. Но не растворилась. Что причиной тому? Сделка ли, заключенная с демоном? То, что она сама ему уподобилось? Обретенная неуязвимость плоти? Не знаю».
– Все и сразу, – тихо сказала я. – И еще эта вот штука… древняя… с зеркалами. Межмирье и… она там, если верить, до сих пор жива. Демоница. И ждет. Чего?
– Меня, – спокойно ответил Ричард. – Это ведь очевидно.
Да ну?
Мне вот нисколько.