Словом, планов громадьё, и не только у самого фельдмаршала. Офицеры из его окружения лелеяли мечты стать крупными землевладельцами и титулованными особами в новой Империи. Вставать перед этим паровозом у попаданца нет ни желания, ни сил. Сметут.
При этом, вот парадокс (!), Россию они видели именно Республикой. Наверное потому, что в большинстве своём не были там ни титулованными особами, ни крупными землевладельцами.
Алекс уже сталкивался с таким выборочным мышлением ещё в САСШ. Люди, обиженные на лендлордов в Старой Европе, с большим удовольствием начинали копировать поведение и методы ненавидимых ими лендлордов в Новом Свете. При этом нередко поддерживая борцов за свободу на покинутой исторической родине и давя злобных бунтовщиков и преступников на родине новой.
Парадоксов новые лорды не хотели видеть. Дескать, тамошние лорды влезли наверх исключительно преступным путём и вообще несправедливо. А я, ставший богатым здесь, получил это богатство по праву.
Так же и русские офицеры Черняева, среди которых хватало выходцев из крестьян и дворян во втором-третьем поколении, искренне сочувствовали угнетаемому народу в России, намереваясь стать помещиками на Балканах. Но разумеется, это совсем другое дело!
* * *
Кэйтлин прошлась вдоль строя, вглядываясь в глаза вытянувшихся перед ней взрослых людей. Момент откровенно театральный, позаимствованный у отца. Тот не раз объяснял дочке всю важность пиара.
Досье на каждого из помилованных новым правительством каторжников лежало у Кэйтлин Лиры Фокадан на столе ещё неделю назад. Все ненужные или хотя бы сомнительные личности ещё на въезде в Москву направлялись в иные отстойники.
– Шаг вперёд, кто хочет работать и готов мне подчиняться, – сказала она с железной (многократно отрепетированной) уверенностью, – остальным будут предоставлены меблированные комнаты с полным пансионом, оплаченные на месяц, да материальная помощь на покупку нормальной одежды – тем, кто нуждается.
Строй бывших каторжников зашевелился, вперёд вышло порядка тридцати человек из сотни. Ничем не показывая разочарования, Кэйтлин кивнула спокойно и отдала распоряжение. Меблированные комнаты сняты здесь же, неподалёку от Казанского вокзала. Здесь же баня и всё, что нужно людям после длительного пути.
* * *
Отец оставил её за старшую перед выступлением на фронт. Подчиняться ребёнку захотели не все, ушёл приват-доцент Землин, неплохой химик; инженер Яблоков, несколько студентов и добрая половина мастеровых. Да и позже выявились любители играть в серых кардиналов, пытаясь давить на неё авторитетом взрослых.
Зря… характер у Кэйтлин железный, да и воспитание специфическое. Отец давно объяснил ей, что возраст сам по себе не значит ничего, по мере старения приходят болезни и морщины, но никак не ум. Важен жизненный опыт, образование, интеллект. Одни к двадцати годам готовы вести за собой полки и ставить заводы, другие и к пятидесяти ведомые, а уровень навыков и знаний оставляет желать лучшего.
С бунтовщиками разбиралась с подростковым максимализмом, жёстко и авторитарно. Проблем с оставшимися не возникало, да и московские промышленники с купцами стали разговаривать с ней на равных. Не сразу, пришлось показать не только характер, но и деловую сметку.
Но то москвичи, привыкшие при Республике к необычностям, а то – каторжники, приехавшие из далёкой Сибири. По дороге они успели почитать прессу, наслушаться самых диковинных историй и столкнуться наяву с такими удивительными вещами, как свобода вероисповедания и отмена сословных ограничений… но не все прониклись.
Кэйтлин и сама прониклась не сразу, сильно удивившись решению отца.
– Может, кого-нибудь более… компетентного? – Нерешительно спросила она. Отец отложил в сторону бумаги и потёр переносицу, часто моргая красными, воспалёнными от усталости и недосыпа глазами,
– Некого! – Прозвучал неожиданный ответ, – сама посуди, времена ведь ныне в России такие интересные, что САМ Менделеев политикой занялся!
Кэйтлин не слишком поняла пиетет отца перед учёным
[314], но обратилась в слух.
– Люди с амбициями делают ныне головокружительные карьеры, или по крайней мере, питают на это надежды.
– Кажется, я поняла тебя. Они если и пойдут куда, то разве что на крупное предприятие, где можно быстро взлететь? Но ведь и наши мастерские под контролем Хлудова, Бакланов и Черняева, или я что-то упускаю?
– Упускаешь тот факт, что мы не производство и свои таланты они могут показать только как исполнители. Нет серьёзного производства, а значит, нет и масштаба. Изобретательские же амбиции они так же вынуждены держать в рамках, необходимых мне и только мне. Никакой свободы творчества, никакого расходования бесконтрольных средств.
– Угу… то есть люди амбициозные могут попытаться отстранить меня от дела, а после и от патентов?
– А так же заняться своими, несомненно «более важными» опытами, расходовать бесконтрольно средства и так далее.
– Студенты? – Уже из чистого любопытства поинтересовалась Кэйтлин, поняв логику отца и примерив на себя должность управляющей.
– У кого-то могут оказаться более глубокими знания по химии, физике или математике, но исключительно в узких рамках. Чисто инженерные задачи ты решаешь куда лучше большинства старшекурсников.
– Не потому, что я такая умная, – уточнила девочка, – а потому, что с восьми лет в твоей мастерской пропадаю.
– Какая разница? – Удивился отец, – главное результат! Тем более, тебе и объяснять ничего не нужно. Представь только, сколько мне нужно объяснять потенциальному главе, да сколько вводить в курс дела…
– И всё равно путаница будет, – кивнула Кэйтлин, – ладно, поняла. Соглашусь, но с одним условием – полномочия самые высокие, вплоть до права увольнять учёных и распоряжаться финансами.
– Как же иначе?!
Навалившаяся ответственность давила тяжёлым грузом, поначалу она не раз плакала, да не только ночами. А потом ничего, втянулась. Спасла текучка и тот факт, что все проекты по сути начаты и нужно просто следить, чтобы работники делали всё должным образом.
Неожиданно помогли московские староверы, относящиеся к Фокаданам с большим уважением. По какой-то причине они решили, что именно её отец причастен к отмене гонений на христиан старого обряда.
Регулярные посиделки со старцами за самоваром, во время которых обсуждались производственные и торговые дела, дали многое. Сперва старцы (многие из которых управляли немалыми капиталами общины) относились к Катеньке как к дочке хорошего друга. После же, убедившись в здравомыслии и знаниях Катерины Алексеевны, общение пошло на равных. Немного подчёркнуто на равных, но всё же.
С таким-то покровительством живо прекратились неувязки с поставками и сомнительное порой поведение мастеровых. Кэйтлин расплатилась с ними по чести, передав кое-какие армейские заказы в мастерские и заводы, принадлежащие староверам. Удачное сотрудничество вышло.
