— Джон, мне бы крайне не хотелось, чтобы этот список стал достоянием широкой общественности, — сказала я.
— Только в пределах необходимой защиты этих людей, — сказал Кларк. — Но, сама понимаешь, полной конфиденциальности не существует. Кто-то что-то обязательно сболтнет.
И моя личная жизнь на ближайшие месяцы станет главной темой для обсуждения в полицейских курилках. А ведь в списке будут и женщины, черт побери…
В колледже я была склонна к экспериментам. Надеюсь, до этой части списка Мигель не доберется, а то из серийного убийцы может превратиться в массового…
Юмор висельника, на самом деле. Не так уж много их было.
— В этом деле есть еще один тревожащий меня нюанс, — сказал Кларк.
Может быть, в другой ситуации меня бы это и взволновало, но сейчас прошло совершенно мимо. Ну представь, ты лежишь раненый на поле боя, у тебя оторваны обе ноги и рука, из груди торчит чей-то меч, и вороны уже кружат над тобой, чтобы полакомиться свежим мясом, и тут тебе говорят, что у тебя, возможно, еще и пневмония.
Я только плечами пожала.
— Ну и?
— Этим делом заинтересовался кое-кто еще, — сказал Кларк и ткнул указательным пальцем в пол.
Теневики.
— Откуда это известно?
— Из первых рук, — сказал Кларк. — Два часа назад в участок заявился человек, представившийся агентом Доу, и затребовал копии всех материалов дела для ознакомления.
— Какого именно дела?
— Всех трех. Нападение на Профа, — сказал он. — А также убийство Дерека и упокоение Эдгара. Видимо, они тоже считают, что тут есть взаимосвязь.
— И вы предоставили?
— Это был приказ капитана.
Я вздохнула.
ТАКС всегда получает, чего хочет. Но что их заинтересовало в этих убийствах? Или они просто пытаются защитить своего Цензора, который еще и нечто большее? Или их интерес как раз и связан с этим большим?
Я решила задать эти вопросы Эллиоту, когда он снова выйдет на связь.
— А что с Карлайлом?
— Его ищут, — сказал Джон. — Но это не приоритетная задача. Я думаю, он тут не при делах.
— Скорее всего, — согласилась я.
— Но ты все равно будь осторожна.
— Как всегда.
— Я забрал из отеля все твои вещи и перевез их в участок, — сказал Кларк. — Администрация не была готова предоставить тебе другой номер. Они просили тебе передать, что им жаль, но будет лучше, если ты больше никогда не будешь пробовать к ним заселиться.
— Могу их понять, — сказала я.
— Ты все еще можешь пожить у меня.
— Спасибо, Джон. А ты не думаешь, что Мигель может снова это… интерпретировать?
— Пусть приходит, — сказал Кларк. — Так даже лучше, не придется бегать за ним по всему Городу.
— Когда-нибудь излишняя самоуверенность может втравить тебя в неприятности, Джон.
— Этот день настанет еще не скоро, — сказал Кларк. — Куда подашься после того, как тут все прояснится?
— В участок, куда же еще, — сказала я.
— Скорее всего, я буду там. Держись, Боб, все будет хорошо.
— Но это неточно.
— Как всегда, — сказал Кларк.
А ведь мог бы сказать что-то более оптимистичное.
Видимо, нагло и оголтело врать друзьям прямо в лицо за свои двести лет он все-таки не научился.
* * *
Я смотрела в стену. Она все еще была белая.
Что меня бесит больше всего, так это беспомощность. Сидеть здесь и смотреть в стену, не имея возможности хоть как-то помочь. Или всадить в мерзавца шесть пуль и выбросить его с четвертого этажа только для того, чтобы он ушел на своих двоих.
А ведь три пули были серебряные и предназначались для вампиров. Конечно, ими можно и в людей стрелять, но, черт побери, это дорого.
В людей можно и свинцом, а этого, похоже, вообще ничто не берет.
Я сидела и пыталась вспомнить, какие бывают живые или относительно живые существа, не истекающие кровью после того, как их организм дырявят свинцом, серебром и сталью, и ничего не могла придумать, когда ко мне подошла одна из сестер Реджи. Наверное, это была Джанет, будущий стоматолог. По возрасту подходила.
— Мне сказали, что ты тоже ждешь новостей о Реджи, — голос у нее был приятный. А зрачки вполне обычные, не вертикальные. — Пойдем ждать с нами. Так легче.
— Не стоит, — сказала я. — Я вам там все зарыдаю.
— Первый раз, да?
— Да.
— А мы уже в третий, — сказала она. — Это если не считать того случая, когда он упал на лего.
— Ты серьезно?
— Нет, конечно, — сказала она. — Просто это семейная шутка. Меня зовут Джанет, кстати.
— Боб, — сказала я.
— Постой-ка, — сказала она, чуть отдалившись и прищурив глаз. — А я тебя знаю.
— Просто у меня такое лицо, что меня вечно с кем-то путают.
— Ты из полиции, — сказала она. — Ты застрелила грабителя банка в недавней перестрелке.
— А, так ты об этом… Да, застрелила.
— Вы найдете того, кто сделал это с Реджи?
— Да, — сказала я. — Найдем.
— Можешь его тоже застрелить?
Операция длилась двенадцать с половиной часов. За это время мы с сестрами Реджи успели порыдать, выпить кофе, пообедать в местной столовой — это была их идея, мне все рано кусок в горло не лез — порыдать, уговорить маму Реджи таки отправиться домой и ждать новостей там, выпить кофе, обсудить, каким Реджи был в детстве и снова порыдать. Что меня удивило, никто из них так и не спросил, кем я прихожусь их брату и при каких обстоятельствах мы познакомились.
Хирург, оперировавший Реджи, вышел к нам уже поздним вечером.
— Мы закончили, — сказал он. — Нам удалось его стабилизировать, но состояние все еще тяжелое. Он без сознания, и в ближайшее время точно в него не придет, так что вы можете отправляться домой. Все решится в следующие семьдесят два часа, и вам нет никакой необходимости провести их все в стенах нашей больницы. И да, посмотреть на него нельзя, он в реанимации.
Мы приняли эту новость достойно. Возможно, нам просто нечем было больше рыдать.
Мы с Джанет обменялись телефонами и пообещали, что будем друг другу регулярно звонить, а потом она в очередной раз попыталась меня успокоить.
— Теперь все точно будет хорошо, — сказала она. — Если он до сих пор жив, значит, он поправится. Так уже не раз было. Такой уж он человек.
* * *
Возле больничной парковки отирался очередной соглядатай в плаще.
