Моя лучшая подруга заболела. Она уже третью неделю сидела дома и не могла меня поддержать. На уроке физкультуры меня толкнул Бифф, я упала и теперь у меня болела коленка. У велосипеда спустило колесо, и мне пришлось всю дорогу идти пешком и катить его рядом с собой. Вдобавок, мама собиралась на заседание книжного клуба (в этом месяце они читали «Гордость и предубеждение») и сказала, что у нее нет времени и она поговорит со мной позже.
А папа, разумеется, был на работе.
Но расстройства расстройствами, а шоколадное мороженое само себя не съест.
Дядя Бэзил стоял на лестнице, ведущей в мой домик на дереве, который они построили вместо с папой, и протягивал мне шоколадно-клубничный рожок. Сначала я хотела гордо отказаться, но второй рожок он уже распечатал и даже успел откусить, и выглядело это все слишком восхитительно.
— Ладно уж, давай.
— Отлично, — сказал дядя Бэзил. — Мне часто говорили, что я обладаю особым даром убеждения.
А еще он обладал тонким чувством момента, потому не приставал ко мне с разговорами, пока мы не доели мороженое.
— Ну и что случилось? — спросил он, хрустнув хвостиком вафельного рожка.
— Все плохо, — сказала я. — Никто меня не любит.
— Глупости, — сказал он. — Все тебя любят. Кроме Бекки, но Бекки — та еще… негодница.
— Мои родители…
— Отличные, они тебя очень любят, просто немного заняты.
— Ага, конечно.
— Факт, — сказал он.
— Ага, конечно. Никому нет до меня дела, — но это замечание сразу показалось мне несправедливым и я внесла в него дополнения. — Кроме тебя, разве что. Но ты слишком редко к нам приезжаешь. Чем ты вообще занимаешься, когда ты не здесь?
— Странствую.
— Как Беар Гриллс? — спросила я.
— Почти.
— И чем ты занимаешься в своих странствиях?
— Да так, чем придется, — сказал он. — Борюсь с медведями и несправедливостью, встречаюсь с разными людьми.
Конечно же, я знала, что он врет. Родители говорили, что он работает коммивояжером, так что с людьми он действительно встречается. А вот с медведями — вряд ли.
— И кого из интересных людей ты встречал?
— Например, твоего отца, — сказал он.
— Это неинтересно, — сказала я. — Я сама его встречала пару часов назад в офисе.
— Не папу Джона, — сказал он. — Другого. И он тоже тебя любит.
— Ну, это уже полная чушь, — сказала я.
Я любила дядю Бэзила и понимала, что именно он пытается сделать, но даже у его вранья должны были быть рамки.
— Вот и нет.
— Если он меня любит, то почему он меня бросил? И почему до сих пор не здесь? Ведь если ты его встречал, то он должен знать, где я. Или ты ему не сказал?
— Сказал.
— Ну и вот, — сказала я. — Значит, не любит и я ему не нужна.
— Все не так просто, — сказал он.
— Пожалуйста, не начинай рассказывать эти басни про сложную взрослую жизнь, — сказала я. — Мне скоро одиннадцать, я уже и сама взрослая.
— Ладно, — легко согласился он. — Если ты взрослая, то скажи мне, ты знаешь, что такое сюжет?
— Конечно, — сказала я. — Это цепь обстоятельств непреодолимой силы, которые могут воздействовать как на жизнь обычных людей, так и на метафизические сущности. Мы недавно по социологии проходили.
— Ну и вот, — сказал дядя Бэзил. — Твой отец не может к тебе прийти. Пока не может. Потому что он сейчас внутри сюжета, и не хочет тебя в это втягивать.
— Брехня, — недоверчиво сказала я.
— Но он просил меня кое-что тебе передать, — сказал дядя Бэзил.
Скептически улыбаясь, я прянула ему руку ладонью вверх.
— На словах, — сказал дядя Бэзил.
— А, я почему-то так и подумала.
— Две вещи, — сказал он. — Во-первых, твой отец тебя любит.
— Ну да, ну да.
— И во-вторых, — сказал дядя Бэзил. — Если ты когда-нибудь будешь особо в нем нуждаться, оказавшись в отчаянной ситуации, из которой, как тебе кажется, нет никакого выхода, тебе нужно только позвать его три раза, и он обязательно придет.
— Просто позвать?
— Ну да.
— И как он меня услышит?
— Он услышит, — сказал дядя Бэзил. — Он же волшебник.
— Волшебников не бывает, — сказала я. — Есть только металюди, а это другое.
— Волшебники бывают, — сказал дядя Бэзил. — Просто они свое присутствие стараются не афишировать.
— Значит, просто позвать?
— Трижды.
— Папа, папа, папа, — сказала я.
Разумеется, никто не пришел, а дядя Бэзил покачал головой.
— Это не так работает, — сказал он. — Ситуация действительно должна быть отчаянной.
* * *
После кабинета психолога я уже было направилась на выход, но в коридоре столкнулась с Аланом.
— Признаю свою неправоту, — сказал он. — Это действительно был муж.
— А ты сейчас о чем?
— О вчерашних пятнадцати ножевых, — сказал он. — Фармацевт и муж, которого пристроил Джон. Ну же, Боб, соображай.
— Прости, голова была другим занята, — сказала я. — Что по поводу отчета?
— Уже у тебя на столе.
— Спасибо. Ты лучший, Алан.
— Я знаю, — сказал он. — И что вы будете делать, когда я плюну на все и уйду на вольные хлеба?
— Страдать.
— То есть, что и обычно, — вздохнул он и поплёлся в свою лабораторию.
Так я и завернула в наш с Кларком закуток.
Поскольку предполагалось, что для меня сегодняшний рабочий день уже закончен, не испытывающий склонности к кабинетной работе Кларк отправился патрулировать улицы, снимать с деревьев котят, ломать ноги сутенерам или чем он там еще занимается, когда я не вижу. Рабочее пространство оказалось полностью в моем распоряжении, отчет Алана действительно лежал на столе, и я решила закрыть это дело, а потом уже идти домой.
Это не должно было занять много времени, но что-то пошло не так. Сначала компьютер завис, и я долбила по кнопке питания, пока он не ушел в ребут, а я не ушла за кофе. Потом я вернулась, дождалась открытия нужных программ, и, попивая горячий напиток, превалирующим вкусом в котором был вкус картона от стаканчика, вбила нужные строчки в нужные формы, отправляя дело в архив, и нельзя сказать, что это занятие меня сильно увлекло, но, по крайней мере, оно помогало мне не думать о том, о чем я сейчас думать никак не хотела, и я решила продолжить, благо, дел для отправки в архив накопилось уже изрядное количество…
