Лючия с подозрением посмотрела на него.
– А вы?
– Тупой, наверное, – улыбнулся Горчаков.
– Ну или «бесстрашный командир, никогда не теряющий волю к борьбе», – сказала Лючия.
– Тоже неплохо, – согласился Горчаков. – Что будет с нашими?
– Ничего хорошего, – сказала Лючия. – А самое главное, что их появление станет поводом для зачистки всей нашей зоны. Понимаете, их воспримут как передовой отряд вторжения. Как возможную опасность. Вначале их допросят, конечно.
– И отправят сотню кораблей уничтожать миры Соглашения?
Лючия посмотрела на него с непониманием.
– Зачем? Стиратели могут сделать всё куда проще.
– Ну да, – согласился Горчаков. Вынул из кармана пачку носовых платков, протянул Лючии. – Ты уверена, что всё это правда? Что мир устроен именно так?
– Вроде да, – Лючия высморкалась, задумалась. – Обе «я» так считают. Это ведь всё объясняет, верно?
Горчаков встал, прошёлся по боксу. Посмотрел на Соколовского и Фло, изнывающих от любопытства. Спросил:
– Ауран знают?
– Мне кажется, предполагают, – решила Лючия. – Причём давно. Но стараются в этом направлении не думать.
– Поговорить бы сейчас с Ракс… – вздохнул Горчаков. – Если мы отправимся на поверхность, то сможем пройти на Лисс? На настоящую?
– Выход может сработать повторно, – сказала Лючия. – Не вижу причин отказать в выходе ещё одной группе.
– Хорошо.
Она посмотрела на Горчакова с надеждой.
– Мы все уйдём туда?
– Нет, пожалуй, только мы с тобой, – задумчиво сказал командир. – Уйти всем – это как признать правоту Стирателей. А мне кажется, что всё не так просто.
Он подошёл к выходу из бокса и открыл дверь. Посмотрел на Фло. Спросил:
– Вы знаете её мнение о том, как устроен мир?
Ауран молчал несколько секунд. Потом ответил:
– В общем-то да. Мы частично просканировали её воспоминания.
– И как к этому относитесь?
– Нам не нравится, – сказал Фло. – Мы ищем доводы против. Как вы, командир Горчаков?
Валентин пожал плечами.
– Предпочитаю не соглашаться с услышанным. Марк!
– Да, командир! – Искин на экране встрепенулся. – Я изнываю от любопытства!
– Пусть все соберутся в рубке, – сказал Горчаков. – И вызовите Криди с Яном, они тоже должны нас слышать.
С точки зрения Матиаса, ему даже удалось расслабиться. Он вновь лежал на металлическом пьедестале, закрыв глаза и ни о чём не думая. Но металл не размягчался и не пропускал его внутрь.
Это действительно был путь в одну сторону.
В конце концов он смирился с поражением, открыл глаза и сел. Снаружи всё так же был день – интересно, сколько он здесь длится? И как растительность приспособилась к тому, что днём светило всегда в зените – есть же здесь растительность?
Он сглотнул. Растения, вода… Горло пересохло, и это начинало пугать. Температура градусов двадцать пять, не выше, но облаков нет, и солнце, пусть даже здесь оно зовётся Лисс, палит голову. Сколько можно прожить без воды?
– Слышишь?
Матиас увидел, что Ксения тоже села и вслушивается.
– Что именно?
– Звук… странный.
Они вышли из беседки. За спиной их товарищи, также смирившиеся с неудачей, слезали с металлических лежанок.
Вначале Матиас ничего не увидел.
Затем взгляд поймал высоко в небе мерцающую, будто переливающуюся всеми цветами, точку. Слабый звук, похожий на тонкий писк, шёл от неё.
– Ага, – сказала Ксения. – Всё-таки наше появление стало для кого-то сигналом.
– Ты что-то знаешь? – Матиас понизил голос.
Ксения покачала головой. Сказала:
– Мать что-то знает. Нет, не знает, но допускает, подозревает, ожидает. Мне кажется, она играла вдолгую, ещё когда отпустила меня.
– Ксения… – Матиас взял её за руку. – Мне не нравится твой тон.
Она слабо улыбнулась.
– Мне самой не нравится.
Казалось – или радужная точка в небе стала ближе, обрела подобие формы?
Во всяком случае, она ощутимо снизилась. Матиас понял, что, когда впервые увидел её, – она была в верхних слоях стратосферы.
Космический корабль?
– Возможно, что я лишь инструмент, – сказала Ксения. – Или того хуже.
Матиас не стал спрашивать, что может быть хуже. Он лишь крепче сжал её руку и сказал:
– Что бы там ни было, но знай, что я люблю тебя.
– Мать это знала. И про мою любовь тоже.
Тоскливое ощущение надвигающейся беды охватило Матиаса.
– Не знаю, о чём ты. Но Ракс не должны были так поступать с тобой.
– Почему? Я ведь уже говорила. Я лишь часть огромного целого, – она улыбнулась. – Волнует ли тебя выпавший волосок или высыхающая на теле капелька пота? Матиас, я куда больше человек, чем кто-либо ещё. Но во мне есть часть знаний Ракс и что-то вроде их способа мыслить. Возможно, я начинаю догадываться, чего на самом деле боялись Ракс. И для чего Ракс меня отпустили вовне, а затем и отсоединили – тоже.
– Ксения…
– Молчи. – Она крепко сжала его пальцы.
Точка в небе уже обрела форму. Обратилась в нечто вроде пологого конуса, покоящегося на диске. Ещё неясных очертаний, но…
– Мать моя женщина! – сказал Матиас, вспомнив странную фразу, которую порой произносил его русский друг и командир. С чем она была связана, с традиционной ли русской нелюбовью к экспериментам в области размножения или с не менее традиционным уважением к «matushka» и «babushka», Матиас не знал.
Но в любом случае эта фраза показалась ему уместнее обычной русской матерной брани, которую Валентин хоть и не любил, но всё же допускал чаще. Это простое и бесспорное утверждение было единственным, что передавало безумие увиденного.
К ним опускался летающий город.
Огромный (десятки или даже сотни километров в диаметре?) диск, на котором высилась гора. На склонах горы (теперь это было уже различимо) росли леса и текли реки, стояли дома – посёлки и города. Вершину венчало что-то белоснежное, из камня, стекла и сверкающего металла. Весь летающий остров был окружён переливчатой радужной оболочкой, до смешного напоминающей мыльный пузырь.
Начал дуть ветер, неожиданный, идущий с небес. Опускающийся город прессом выдавливал воздух.
– Это то, что я вижу? – риторически спросил Уолр. И добавил: – Кажется, моя искусственно вызванная клаустрофобия исчезает. Я начинаю бояться открытых пространств такого масштаба. Если попробую зарыться в камень, то остановите меня, пожалуйста. Хотя нет… не останавливайте.
