– Нет! – завопил Матиас, живо представив себе последствия.
Ни он, ни Соколовский от толчка не пострадали. Сработали рефлексы опытных космонавтов, они успели зафиксироваться в креслах, ощутив едва заметное изменение силы тяжести. Да и оборудование в медотсеке оказалось закреплённым куда более надёжно, чем во многих других помещениях – польский доктор был настолько старомоден, что соблюдал правила «походного распорядка» даже во время безопасного перемещения в червоточине.
Только разговорившийся Двести шесть – пять совершил свой короткий перелёт к потолку и обратно, а Толла-нуб теперь нёсся на безжалостно твёрдый бок автоклава…
Соколовский выскочил из кресла с неожиданной для его возраста и характера прытью. Вытянулся в прыжке – и поймал извивающегося симбионта в ладонь. Рухнул на пол, рядом с ошарашенным феольцем.
– Лев, блин! – воскликнул Матиас. – Вы не играли в баскетбол в молодости?
– Я же чёртов шляхтич! – потирая свободной рукой бок, ответил доктор со вполне уместной гордостью. – Мы, поляки, ловкие, да! Мы всё поймаем!
– Толла! – простонал Двести шесть – пять.
Лев бережно вложил симбионта в гнездо, тот юркнул в костяную полость и притих.
– Мы… мы ваши вечные должники… – прошептал феолец, садясь на корточки. – Что это?
Корабль вздрагивал и скрежетал.
– Доктор и старпом, немедленно в каюту Лючии, – сказал Марк. – Доктор, реанимационный комплект! Матиас, оружие!
– Что происходит? – бросаясь к двери, спросил Матиас. Соколовский уже рвал из креплений маленький белый чемоданчик.
– Матиас, вы сможете выстрелить в Лючию? – очень спокойно спросил Марк.
Старпом грязно выругался, выбегая в коридор. За его спиной бранился по-польски добрый доктор.
– Если вас это утешит, то вряд ли мы имеем дело с той Лючией, что когда-то вошла на борт… – мчался за ними по коридору голос Марка. – Мы ошиблись. В ней теперь другая личность.
Матиас не стал спрашивать об Анне Мегер. То, что происходило с кораблём, явно было последствием действий пилота.
Они ошиблись!
А ведь достаточно было вспомнить «Дружбу» с её экипажем, которому переписали сознание. Вспомнить и понять – ничто не мешало «Стирателю» нанести подобный удар и по «Твену».
На бегу Матиас расстегнул кобуру, достал ТПМ – табельный пистолет Морева, стандартное личное оружие Космофлота. Глянул на торец магазина. Две зелёные полоски, остальные красные.
Плохо.
Пистолет снаряжался висмутовыми пулями, которые вполне стандартно били по мягким предметам (а человек довольно мягок), но крошились при попадании в переборки, стёкла, при некоторой удаче – даже при выстреле в череп.
В общем, ранить и остановить ими было даже проще, чем свинцовыми, они вполне годились для нелетального выстрела и предназначались для перестрелок внутри корабля.
Но висмутовыми у Матиаса остались лишь две первые пули. Остальные восемь патронов были снаряжены «умными зарядами», командир вскрыл особый боекомплект и оставил лишь по два обычных заряда в обойме.
Умные пули тоже не пробивали обшивку корабля. Зато при попадании в живое тело они самостоятельно выбирали гарантированный способ уничтожения – распадались на вращающуюся мономолекулярную нить, производили высокотемпературное или замораживающее воздействие, давали мощный электрический импульс…
Ещё они наводились на захваченную в момент выстрела цель и довольно неплохо изменяли направление полёта.
Более чем прекрасный боезаряд для гарантированного убийства. Но никак не для того, чтобы временно вывести противника из строя.
Если двумя обычными пулями остановить Лючию не удастся, следующий выстрел её почти наверняка убьёт.
Полёт в червоточине из корабля выглядит страшновато. Корабль несётся по чёрному туннелю, чей диаметр всегда превосходит наибольшее измерение корабля в два раза. В туннеле абсолютный вакуум. Скорость движения внутри можно увеличивать или уменьшать, работая обычными двигателями (другое дело, что это никак не повлияет на скорость передвижения по червоточине). Поэтому обычно корабль движется с оптимальной «условной» скоростью пятьсот километров в час. Можно сместиться от центра к стенкам туннеля, что у пассажиров вызывает лёгкую панику (конечно, если включить прожектора на корабле).
На самом же деле в червоточине не надо ни маневрировать, ни разгоняться, ни тормозить. Червоточина сама несёт корабль в себе. И стены червоточины, её «берега», отталкивают корабль к центру тем сильнее, чем больше тот отклоняется.
Сиди и жди завершения полёта. Всё уже не в твоей власти. Червоточина идёт сквозь гиперпространство, стенки её – лишь проекция пространства-времени, а по сути – концентрированное ничто. Разбиться о них крайне сложно даже нарочно.
Сложно, но не невозможно.
Если приложить очень много усилий, к примеру, – отключить силовое поле, которое и включено-то по традиции, на минимальном режиме, а потом врубить двигатель на максимальную тягу…
И каким-то образом заглушить искину возможность вмешательства в управление…
А потом очень упорно прижиматься к стенке червоточины…
В какой-то момент движущийся корабль начнёт испытывать то, что называется эффектом Бернулли. Некое давление начнёт прижимать его к стенке, преодолевая силу отталкивания. Каким образом в вакууме тянущейся сквозь ничто червоточины могут действовать законы гидродинамики, объяснить никто так и не смог. Но после происшествия, в котором непроизвольное включение маршевых двигателей притянуло грузовой корабль к стенке червоточины и стесало один из шлюзов, проблему принялись изучать.
На самом деле учёных больше всего интересовало, нельзя ли выйти из червоточины посреди полёта, досрочно «пробить» её. Результатом стали несколько кораблей, добросовестно стесавших о стенки специально установленные датчики и зонды с микропередатчиками, уверенный вердикт: «Пройти сквозь стену невозможно, при длительном «прижимании» есть риск повреждения корабля, хоть сколько-нибудь заметной вероятности серьёзного инцидента не существует» и особое мнение двух членов комиссии: «При крайне неудачном стечении обстоятельств очень хорошо подготовленный террорист-смертник способен нанести кораблю повреждения, которые не позволят благополучно выйти в обычное пространство».
Крайне неудачное стечение обстоятельств звали Анна Мегер.
Вначале она отключила Марка от всех цепей управления двигателями.
– Зачем вы это делаете, Анна? – укоризненно прошептал ей на ухо Марк.
– Я тебе не верю, – так же тихо ответила она. – Ты предал нас. Видеть тебя не хочу и слышать тоже.
Марк не стал спорить. После сговора со «Стирателем» его возможности влиять на системы корабля урезали, отменить действия Мегер он не мог. Взывать к командиру было унизительно и вряд ли бы возымело эффект.
