– Предоставь, Картас, – велел Фло, не оборачиваясь. – Второй вопрос. Что вы планируете делать в мире Стирателей?
– Выйти на значительном расстоянии под плоскостью эклиптики, – сказал Горчаков. – Осмотреться. Запустить зонды в режиме максимальной маскировки. И принимать решение по обстановке.
– Я размышлял о немедленном ударе после выхода из червоточины, – сказал Фло. – Если взорвать их звезду достаточно быстро, цивилизация Стирателей будет серьёзно дезорганизована.
– Взорвать звезду? – восхитился Уолр. – Вот так, сразу?
– А зачем тянуть? – в голосе серого впервые появилось что-то похожее на удивление. – Всё равно мы придём к этому рано или поздно. Имеющиеся данные не позволяют надеяться на мирный исход экспедиции. Совокупность совершённых Стирателями преступлений делает геноцид этически оправданным.
– Нет, я не считаю это разумным, – сказал Горчаков.
– Я понимаю. – Фло уставился на него. – Понимаю. Если это не материнский мир или же Стиратели контролируют много иных миров, то эффект будет смазанным.
– И это тоже, – вставила Ксения. – Ракс не считают немедленный удар обоснованным.
– Хорошо, – произнёс Фло. – Тогда позвольте нашему научному кораблю провести разведку.
– Согласна, – глянув на командира и убедившись, что тот ждёт её слов, сказала Ксения. – Ваши исследовательские зонды в чём-то превосходят даже наши технологии.
Горчаков понял, что не может удержаться.
– Однако люди замечали эти… зонды… даже в примитивном двадцатом веке.
– Если допустить, что зонды Ауран посещали Землю в девятнадцатом или двадцатом веке, – Фло вновь перевёл внимание на него, – то я бы счёл правдоподобным предположение, что люди замечали лишь то, что им позволяли замечать. Если допустить.
Горчаков промолчал. Но мысленно отметил, что, вернувшись на Землю, надо проверить всю свою родословную. И если среди его предков действительно были Виталий Горчаков и Алеся Новак, то выяснить, не осталось ли после них упоминаний о таинственных похищениях, контактах с «серыми человечками» и тому подобного.
– Поскольку мы обсудили все важные вопросы, то я возвращаюсь на свой корабль, – заявил Фло. – Мы будем на связи с вашим мастер-пилотом для полноценного объединения кораблей на время перелёта.
Не тратя больше времени на разговоры, он повернулся и пошёл назад в свой корабль. Молчаливые Картас и Тарта последовали за ним. На полу от босых ног чужаков оставались влажные пятна.
Горчаков непроизвольно присмотрелся к Ауран.
Чёрт, действительно похоже было, что у них нет ануса…
– Какие чудесные ребята, весёлые и общительные! – громко воскликнул Уолр, когда люк стал закрываться. – Всегда радуюсь при встрече с ними!
– И не говорите, принц, – согласился Горчаков, испытующе глядя Халл-три в глаза.
– Наверное, нам с вами стоит поговорить? – чуть менее жизнерадостно спросил Уолр.
– Несомненно. Сразу после входа в червоточину, – Горчаков посмотрел на Ксению. – Скажите, а мне показалось, или у Ауран…
– Нет задницы, – подтвердила Ксения. – Для существ, произошедших от креветок, довольно необычно.
– От креветок? – поразился Валентин. Похоже было, что он совершенно случайно получил информацию, от которой у земных учёных голова пойдёт кругом. – Но они так похожи на людей! Они живут на суше!
– Во влажной среде. Они развились из креветок, приспособившихся к жизни на суше, во влажных тёплых лесах Ауран. Хотя в их геноме сошлось много всего… включая грибки-сапрофиты. Удивительные причуды эволюции, верно?
– Или причуды Ракс? – прямо спросил Валентин.
– Нет, что вы, командир, – твёрдо ответила Ксения. – Мы вносили небольшие поправки, чтобы помочь цивилизации состояться и преодолеть порог развития. Но никогда не трогали основы вида. У нас… у Ракс есть свои принципы.
Валентин кивнул.
Но уже возвращаясь в свою каюту, не удержался, стукнул кулаком по стене и воскликнул:
– Креветка!
Он тут же оглянулся, но рядом никого не было. Только Марк шёпотом произнёс из ближайшего динамика:
– Командир, я не меньше вашего поражён! Креветка, да ещё и без… без усов!
Как ни странно, но реплика Марка заставила Горчакова расслабиться.
– Марк, проконтролируй фиксацию кораблей, – попросил он.
– Слушаюсь, командир. Но я хочу сообщить, что не замечаю никаких изменений в профессиональных навыках Мегер. Она, как и раньше, хороша. На самом деле она куда лучше, чем сама себя оценивает.
Горчаков вздохнул, входя в свою каюту. Остановился, непроизвольно глянув вверх, в потолочный интерком (камера, динамик, световой индикатор). Сказал:
– Марк, как бы я хотел относиться к тебе как прежде.
– Командир, я искуплю свою вину. Хотя, если разобраться, то моя вина заключалась лишь в спасении ваших жизней…
Валентин махнул рукой, и Марк послушно умолк.
Алекс строил курс.
Это всегда было смесью интуиции и опыта, науки и искусства. Во тьме пилотажного шлема, проецирующего внутрь базовые пространственные реперы, змеилась червоточина. Алекс медленно водил в воздухе руками, иногда нажимая возникающие в виртуальности кнопки, уточняя данные, чуть-чуть смещая точку входа в червоточину – траектория сразу же менялась, иногда вытаскивая из банков памяти более точные данные по гравитации и координатам. Для стороннего наблюдателя это выглядело серьёзной работой, подобной нейрохирургической операции: не зря во время построения курса в рубке царила уважительная тишина. Даже командир не произносил ни звука.
Но Алекс знал, что всё не так просто. Иначе его работу выполнял бы Марк.
Алекс то и дело нарушал правила. Конечно, вначале он строил червоточину по правилам. А вот потом – смещал траекторию, порой выводил её непозволительно близко к гравитационным центрам. Не рассчитывал, а рисовал.
Надо было, чтобы траектория зазвучала. Превратилась из математической функции, из обусловленной законами физики и топологии линии в рисунок.
Она должна была стать красивой. И вот этого Марк повторить не мог.
Ещё мгновение полюбовавшись результатом, Алекс нажал кнопку фиксации. На всякий случай взмахнул рукой, но он уже чувствовал, как корабль движется вперёд. Низкий, едва заметный гул генераторов Лавуа, закрывающих связку из двух кораблей защитным полем, нарастающее давление генератора червоточины – формально его работу нельзя было ощутить изнутри корабля, но Алексу всегда казалось, что он чувствует возникающую впереди тяжесть, рвущую метрику пространства-времени… Потом лёгкое, едва заметное ускорение, специально не погашенное до конца, чтобы люди ощутили движение корабля – это Мегер вводит корабль в червоточину…
