И она поняла, что он сделал.
Алек вернулся и осторожно поставил на стол маленький поднос, на котором было все содержимое коробочки. Все ее маленькие драгоценные воспоминания.
— Крышка снова открывается и закрывается, — пробормотала Хестер, смаргивая слезы. — Там новые петли.
— Да. — Он неуверенно кашлянул. — Я взял ее утром, когда ты пошла в бассейн. Я думал… — Он переступил с ноги на ногу. — Я знал, что ты очень дорожишь этой вещицей. Я знал, что она сломана. И я…
— …Ее починил, — тихо проговорила Хестер.
— Я хотел сделать тебе сюрприз. — Он отвернулся и с шумом выдохнул. — Мне следовало сначала спросить тебя. Извини. Возможно, ты дорожила ею в том виде, в каком она была.
— В сломанном? — Она тряхнула головой, стараясь справиться с рвущимися рыданиями. — У меня сердце разбилось, когда она треснула и лишилась петли. А сейчас я даже не вижу, где была трещина. — Она внимательно осматривала коробочку.
— У нас удивительный плотник. Он выполняет все работы по дереву в замке, — объяснил Алек.
— И так быстро… — Хестер провела пальцем по крышке коробочки и не почувствовала, где была трещина. — Всего за несколько часов.
— Я поговорил с ним еще до свадьбы, и он подготовился.
— До свадьбы? — У нее защемило сердце. Он заметил коробочку и все устроил заранее?
— Я хотел найти свадебный подарок, который тебе бы понравился.
У Хестер так сильно стиснуло горло, что она не могла не только говорить, но и дышать. Он сделал это для нее?
— А я не приготовила тебе подарок. — Она посмотрела ему прямо в глаза.
Алек покачал головой.
— Ты сделала мне самый большой подарок — вышла за меня замуж.
И это все? Ему достаточно годового контракта? Почему ей не хотелось, чтобы этого было достаточно. Ей хотелось, чтобы он требовал от нее большего. Внутри появилось странное томление, вернулось желание близости, которая их соединила прошлой ночью. Тем не менее, он позволил ей утром уйти, почти ничего не сказав. Не чувствуя никакой уверенности в себе, она отвела глаза от мужа и повернулась к столу, сосредоточив все внимание на подносе, который Алек поставил.
— Это все сюда сложил плотник?
— Нет. Я не хотел, чтобы он трогал твои вещи, — тихо сказал Алек. — Я сам их вынул и только потом отдал ему коробочку.
Хестер почувствовала облегчение. Она была рада, что только он прикасался к ее реликвиям.
— Коробочка принадлежала моему отцу, — тихо проговорила она. — На самом деле даже не ему, а его прадеду, так что она очень старая. Она была сделана для карманных часов, запонок и других мелочей. Мне она очень понравилась, когда я была еще ребенком, и отец отдал ее мне для моих сокровищ — шариков, морских камушков, маленьких отшлифованных морем стеклышек. Эту ракушку мы нашли вместе, когда я была… — Она замолчала, сжав ракушку в ладони. Нахлынули воспоминания — так было всегда, когда она открывала коробочку, что было, в общем, нечасто — слишком уж сильные эмоции вырывались на свободу. Она очень любила эту коробочку и считала своей драгоценностью. Здесь ей была дорога каждая вещица. — Карандаш принадлежал моей маме. — Это был лишь огрызок карандаша. Здесь же лежал кусочек кожаной ленточки от ее кошелька. — Ты, наверное, считаешь меня глупой и сентиментальной, — сказала Хестер и принялась поспешно складывать остальные вещицы в коробочку. — Я храню никому не нужные обломки…
— Что? Нет! — Он накрыл ее руку своей, чтобы она не спешила. Очень медленно он брал по одной вещице, клал ей на ладонь, а она — в коробочку. — Все вокруг меня, — тихо проговорил Алек, — этот дворец, вся моя жизнь — это мемориал моей семье. Ты этого лишена, поэтому хранишь эти вещицы. Каждая из них — память о ком-то или о чем-то. Я прав?
Хестер кивнула, не в силах говорить. Ею владели эмоции, и она это ненавидела.
Алек взял с подноса маленькую обтянутую белым шелком пуговицу и передал ей.
— Я рад, что ты хочешь это помнить.
Он узнал пуговицу? Она подняла ее с пола в его апартаментах только сегодня утром. Ее руки дрожали, когда она взяла пуговицу от своего свадебного платья и положила в коробочку.
— Я никогда не забуду прошлую ночь, — прошептала она.
Алек проследил, как она аккуратно закрыла крышку.
— Как она сломалась?
Хестер провела пальцем по резной крышечке, как это сделал он в тот день, когда они впервые встретились.
— Она даже запиралась. Я обычно носила ключик на шее на ленточке, надеясь, что они не заметят ее под рубашкой.
— Они?
— Мои кузены. — Она вздрогнула. — Им не понравилось, что после смерти родителей я переехала к ним.
— Они не полюбили тебя?
— Мои дядя и тетя не уставали повторять, что «поступили правильно», приютив меня. Но у них и так было трое детей, и я никому не была нужна.
— То есть они не выделили тебе красивую комнату и не сделали ничего, чтобы ты чувствовала себя как дома?
— Нет. — Хестер сделала паузу. — Мой дядя продал все вещи моих родителей, но я сохранила коробочку, и она всегда была рядом со мной. Я никогда не оставляла ее в комнате, если куда-то выходила, потому что не доверяла им. Но ленточка со временем истерлась, и однажды я потеряла ключ. Они дразнили меня, говорили, что я никогда больше не смогу ее открыть, поскольку у меня нет ключа, так что я поняла, что ключ у них, и они знали, что я это поняла. Им очень нравилась моя беспомощность. Мое отчаяние. Я ничего не могла сделать, и они наслаждались своей властью. — Хестер вздрогнула. Она всем сердцем, всем своим существом ненавидела их, своих кузенов. — И я пыталась не показать, как много это для меня значит.
— Думаю, ты не сказала им, что внутри. Это было бы для тебя отступлением, да? — Он погладил ее по руке.
Хестер грустно кивнула.
— Мой кузен Джошуа отобрал у меня коробочку. Он сказал, что откроет ее для меня, но он был злой и жадный. Он сорвал петлю, крышка раскололась, и все содержимое рассыпалось по земле. Все трое начали смеяться. Они сказали, что это никому не нужный мусор, такой же, как и я.
Алек выругался себе под нос.
— Я убежала, — грустно призналась Хестер. — Больше я ничего не могла сделать.
— Я понимаю тебя. — Темные глаза Алека были полны сострадания, видеть которое ей было невыносимо, однако отвернуться она не могла. — Я бы поступил так же.
— Я вернулась спустя много часов, когда стемнело, и я знала, что все мои сокровища так и валяются на земле, куда кузены их бросили.
— Хестер…
— Я знала, что должна уйти. — Боль в груди стала сильнее. Хестер опустила глаза на коробочку. Она никогда не понимала, почему они были к ней так жестоки, что она им сделала. Почему ее постоянно отталкивали?
