- Как ты могла быть спокойной и сосредоточенной, когда целилась, зная, что несешь смерть? Как ты могла, Крессида?
Стрела, его стрела теперь была направлена на нее. Казалось, она уже ощущала, как металлический наконечник пронзает кожу. Элдрик ей не верит, не принимает все, что она рассказала, иначе не задал бы этот вопрос. Нет той настоящей близости, которая, как ей показалось, возникла между ними. Но такого не может быть. Ведь перед ней Элдрик, ее Элдрик, он должен понимать, принимать не только хорошее, но и плохое, темное, заслуживающее осуждения.
Крессида села, по открытой спине побежали мурашки, но ступни ног уперлись в его бедро, и волна облегчения пробежала по телу, словно это давало надежду на сохранение тепла в их отношениях. Крессида немного приободрилась и заговорила:
- Я не пытаюсь обелить себя, Элдрик. Но поверь, каждый раз, натягивая лук, мне приходилось принимать непростое решение.
Кончиком пальца он провел по ее прижатой к полу руке.
- Да, ты рассказала об отце. Он всецело контролировал тебя, требовал подчинения.
Разговор на эту тему причинял ей невероятную боль. Говорить об отце особенно трудно сейчас, когда она отчетливо понимает, какую роль он сыграл в ее жизни. Однако слышать правду от другого человека еще труднее.
Крессида огляделась, подхватила валявшуюся на полу рубаху. Затем потянула к себе лежавшие с другой стороны бриджи. Скрученная одежда Элдрика осталась лежать двумя кучками в разных углах. В комнате беспорядок, много следов их присутствия - это плохо, учитывая, что в любую минуту на них могут напасть или придется бежать, как только судно причалит к берегу.
Как зачарованная, Крессида следила за тем, как Элдрик надевает через голову рубаху, как играют его мускулы. Видимо, ее чувства отразились на лице, потому что, просунув голову в ворот рубахи и взглянув на возлюбленную, он удовлетворенно хмыкнул и улыбнулся уголками губ.
- Давай не будет говорить об отце. Не сейчас.
- Нет, именно сейчас. Скоро на горизонте покажется Франция, надо разработать план, как действовать, а для этого мне необходима информация.
- Я хочу пить. Выпьешь со мной меда?
- Возможно, он будет кстати.
Элдрик встал к ней спиной и принялся подбирать вещи и одеваться. Крессида отвернулась и стала готовить напиток, добавляя специи. Элдрик ее поймет. Потом поймет. Спрятанного в сапоге пузырька с настоем с лихвой хватило бы на то, чтобы убить человека. Но все же не такого большого и крепкого, как Элдрик, он, скорее всего, просто крепко заснет. Если им суждено еще встретиться, она готова извиняться до конца дней, но сейчас поступит так, как задумала.
Крессида была почти уверена, что ей известно место, куда отправится отец, перебравшись через пролив. Это был обычный дом, ничем не отличавшийся от соседних, с той лишь разницей, что у него есть еще пристройка для размещения воинов и его охраны.
Она развернулась и прямо перед собой увидела Элдрика.
- Ты должен знать, я ничего не планирую. - Она будто спохватилась, протянула ему кружку и сделала глоток из своей. - Но будет лучше, если ты останешься здесь, на корабле. Так безопаснее для тебя и…
- А для тебя?
Как приятны его слова. Как трогательно, что рыцарь хочет ее защитить. Элдрик взял кружку обеими руками, помедлил и залпом выпил содержимое. Сердце Крессиды подпрыгнуло и забилось сильнее. Оторвав взгляд от кружки, он посмотрел на нее так, что сразу стало ясно - по-прежнему уже не будет. Она предала Элдрика. Может, все же не стоило давать ему снадобье?
- Ты сильная, Крессида, очень сильная. Не представляю, как отец с такой легкостью тобой управляет? Как ему удалось тебя подчинить? С помощью плетей? Или угроз?
Она выпустила стрелы мимо, подлила в мед снадобье и сделала бы все, что могла, лишь бы он остался на этом корабле.
Надо заставить Элдрика понять и согласиться. Она, не задумываясь, шла на риск, когда дело касалось его. Всегда. Он был ее тайной, ее любовью. Она несколько лет ограждала его, защищала и сейчас поступит так же.
- Тебя мой отец уничтожит не задумываясь.
Он нахмурился.
- В чем же причина?
- Он приказал мне убить тебя, потому что слышал, как ты даешь согласие шпионить для Эдуарда. Отец осведомлен обо всех агентах короля. Выжить удавалось немногим. Он считает их своими врагами.
- Изменник! - Элдрик сжал в руках пустую кружку. - Мы должны каким-то образом сообщить королю.
- Мы должны? Я не знаю всех тайн отца, мне неизвестно, по каким причинам он так поступает. Он скрытный и… хитрый.
- Двуличный мерзавец. Но отец любил тебя.
- Да, почти всю мою жизнь, то того дня… - Крессида запнулась, будто натолкнулась на стену. - Я не желаю говорить об отце.
- Вероятно, король осведомлен о его измене. Он велел мне привезти тебя к нему. - Он потер лоб. - Голова раскалывается… Я…
Она обязана убедить его. Больше всего на свете она мечтала, чтобы он согласился с ее доводами и отказался от борьбы с отцом.
- Элдрик, прошу, выслушай меня. Отцу ничего не известно о моей слежке за тобой. Он отдал приказ убить, и я сделала вид, что подчинилась, выпустила стрелу так, чтобы все выглядело неудачной попыткой, промахом. Я ранила тебя лишь для того, чтобы ты ушел с поля, стал вне досягаемости стрелы. Так и вышло. И не один раз. Пойми, Элдрик, я спасала тебя.
- Но убивала других.
Она хотела сказать, что смерть Томаса была трагической случайностью, объяснить, что отец был готов устранить всех вокруг Элдрика, чтобы добраться до него самого и уничтожить.
И вновь в душе Лучницы возникло необъяснимое чувство, которое ее сдерживало. Так случалось часто, когда она думала об Элдрике. Порой казалось, что все это сон, невозможно представить, что все происходит с ней в реальной жизни. Ей так хотелось, чтобы он любил ее, несмотря на то, что она убивала людей, его друзей. Томас все же погиб, пусть и случайно.
От ее стрелы пали многие воины, тогда она была моложе. Отец утверждал, что ей нужно практиковаться как можно больше. Он указывал ей на мужчину, говорил, что он враг, и она верила, думая только об этом, когда мастерила стрелы.
Теперь она взрослая, и отец не отдает ей приказов. Он отказался от нее, не объяснив причины. Скорее всего, она потеряла его доверие, якобы промахнувшись при попытке убить Элдрика. Возможно, хотел ее помучить, понимая, как долго она будет страдать и задаваться вопросом.
Ее нельзя считать хорошим человеком, только оттого, что она была лишь оружием в чужих руках. И все же надежда теплилась. Элдрик знает ее, он поймет.
Снадобье действовало. Элдрик несколько раз сонно моргнул и слушал рассеянно.
- Я выпустила стрелы в них, чтобы спасти тебя. Возможно, мои поступки эгоистичны, но разве они делают меня чудовищем?
