— Сомневаюсь, что я прихватила с собой такое. Я же собиралась жить в Нью-Йорке, а не на краю цивилизации.
Хотя она и рассмеялась, Гэбриелу все же стало обидно. Пусть ранчо находится вдали от города, но оно имеет все атрибуты цивилизации. Но ведь Роз городская до мозга костей, напомнил он себе. Может, когда получше узнает ранчо и поймет, как им управлять, она высоко оценит его.
— Без проблем, наденешь мою шапку. Можешь взять мою куртку, она теплая, хотя и будет тебе велика.
— Ладно, тепло — это хорошо. Давай собираться.
Судя по всему, она горела желанием познакомиться с его миром, и это вдруг пробудило в нем надежду, которую он тут же прогнал прочь. Не надо ему никаких надежд в том, что касается Розалинды. Ему достаточно дружеских отношений и совместного воспитания ребенка.
Глава 8
Розалинда чувствовала себя неуклюжей в подбитой овчиной куртке Гэбриела, когда шла к конюшням и хозяйственным постройкам. Ее сапоги больше подходили для чистых тротуаров, чем для каши из тающего снега и земли, что была у нее под ногами. Роз то и дело поскальзывалась, однако Гэйб не давал ей упасть, поддерживая под руку.
— Кажется, мне придется инвестировать в другие сапоги, — проворчала она.
— Тебе тепло? — спросил Гэбриел. — Можем вернуться в дом, если тебе холодно.
Розалинда услышала в его голосе разочарование, и ей захотелось сделать ему приятное в качестве компенсации за вчерашнее недопонимание. Если бы она знала про его мать, обязательно позвонила бы ему. Так что повернуть обратно не могла ни под каким видом — даже несмотря на то, что в модных синтетических носках у нее уже заледенели пальцы ног.
— Все в порядке, — сказала Розалинда, вкладывая в свои слова как можно больше энтузиазма. — Надеюсь, мы не поедем верхом? — спросила она, кивая на конюшню. — Забыла предупредить тебя: я не умею.
— После рождения ребенка мы восполним этот пробел. У меня множество спокойных лошадей.
— Я еще забыла предупредить, что ужасно боюсь этих зверюг. С одного конца они кусаются, а с другого лягаются.
Он расхохотался.
— Да, есть такое, во всяком случае, у самых злобных. Но мои лошади воспитаны в ласке и хорошо выдрессированы. Они тебе ничего не сделают. Пошли, познакомишься.
Он распахнул перед ней тяжелую дверь конюшни. Розалинда переступила порог, и ее обдало теплом и причудливой смесью запахов сена, овса, дерева, кожи и лошадей.
— Здесь всегда так жарко? — спросила Розалинда.
От жары и запахов у нее к горлу подступила тошнота.
— Да, это рабочие животные, и нам нужно держать их в форме.
Одна лошадь высунула голову из денника и тихо заржала, когда Гэбриел подошел ближе. Розалинда наблюдала, как он погладил лошадь, потом потерся лбом о ее лоб и что-то еле слышно проговорил. Лошадь закивала, словно соглашаясь с ним.
— Единение с природой? — спросила Розалинда, стараясь держаться подальше от денника.
— Конечно. Можешь угостить Улисса.
— А надо? — уточнила она, смешком скрывая свою нервозность.
— Он тебя не укусит, слово даю.
Сделав над собой усилие, она заставила себя подойти к Гэбриелу. Лошадь подняла голову и посмотрела на нее так, будто прикидывала, можно ли ее съесть.
— Гэйб, я…
— Вот. — Он достал из кармана небольшую морковку и сунул ей в руку. — Протяни ему вот так. — Он вытянул вперед руку с открытой ладонью.
Улисс ткнулся в его пустую ладонь и разочарованно замотал головой.
— Давай, — подбодрил Розалинду Гэбриел.
Она разжала пальцы и вытянула руку, как он показывал. Улисс не стал медлить. Когда его теплые губы коснулись ладони, Розалинда вздрогнула. Едва Улисс взял зубами морковку и радостно захрустел, она поспешила отойти на шаг.
Ее охватило ликование. У нее получилось! Она угостила лошадь морковкой!
Ощутив внезапный приступ тошноты Розалинда побежала к двери.
— Прости, мне нужно на воздух, — бросила она, прежде чем выбежать во двор, где ее вывернуло наизнанку.
— Роз, ты как? — спросил подбежавший к ней Гэбриел.
— Кажется, мне надо прилечь. Мы можем перенести сегодняшний осмотр на другой раз?
— Я вызову врача, — сказал он, беря ее за руку.
— Не надо. Это утренний токсикоз. Скоро пройдет, я надеюсь.
— Если не пройдет, я отвезу тебя к врачу. Без разговоров.
— Хорошо, — согласилась она, чувствуя себя слишком слабой, чтобы спорить.
Гэбриел отвел ее в дом, помог снять сапоги и тяжелую куртку. В спальне он откинул покрывало и одеяло на кровати, пока Розалинда умывалась и чистила зубы. Пройдя в комнату, она легла.
— Дай мне немного поспать. Тошнота усиливается, когда я сильно устаю.
— Ты плохо спала ночью? — обеспокоенно спросил Гэбриел.
— Да, неважно.
Он накрыл ее одеялом.
— Тебе что-нибудь принести?
— Нет, спасибо.
Гэйб уже пошел к двери, когда она окликнула его.
— Тебе что-то нужно? — обернулся он.
— Ты полежишь со мной?
Он был ошарашен просьбой. Внутренний голос подсказывал, что правильно будет лечь к ней в постель, однако он уверял себя, что нужно срочно провести черту, и проводить ее следует сейчас и здесь.
— Нет, я должен быть на ранчо, но далеко я уезжать не буду. Позвони мне, если что, ладно? Я попрошу Дорин, чтобы она через некоторое время проведала тебя. И еще, Роз. Мне кажется, будет лучше, если мы не станем спать вместе.
— Это же просто утренний токсикоз, — возразила Розалинда.
— Что бы это ни было, ты нуждаешься в отдыхе. К тому же мы должны соблюдать условия контракта.
Розалинда закрыла глаза и натянула одеяло до самого подбородка.
— Ах да, у нас же контракт.
* * *
Гэбриел вышел из спальни и тихо закрыл за собой дверь. У Розалинды был жуткий вид, и он корил себя за то, что настоял на экскурсии по ранчо, несмотря на то, что знал о ее утреннем токсикозе. Он вспомнил, какое испуганное лицо было у нее, когда уговаривал ее угостить Улисса. Как же он не сообразил, что она чувствует себя неуютно в его мире!
Все эти размышления только сильнее убедили Гэбриела в том, что они с Розалиндой совершенно разные и живут в разных мирах. Ее мир — это уличный шум, бетон и небоскребы, а его — тишина, животные и бескрайнее небо. Едва ли два таких мира можно совместить.
Однако она все же согласилась переехать сюда и родить ребенка. Она пошла на большую жертву, а что сделал он? Швырнул ей немного денег, вот и все. Ему это ничего не стоило. Он ничего не лишился. В его жизни ничего не изменилось.
