Воспитание – формирование такого набора и такой иерархии потребностей воспитуемого, которые наиболее благоприятны для развития общества и реализации личности во всем богатстве ее потенциальных возможностей. Канализация удовлетворения потребностей в желательном для общества направлении достигается двумя путями: 1) непосредственным воздействием на сознание и подсознание субъекта с помощью имитационного воспроизведения поведенческих эталонов и 2) через вооружение субъекта социально ценными способами и средствами удовлетворения его потребностей, исключающими их уродливые социально неприемлемые трансформации. В отличие от обучения, адресующегося почти исключительно к сознанию ребенка, воспитание (как и искусство!) призвано воздействовать на подсознание и сверхсознание воспитуемого. Подлинная воспитанность предполагает не одно лишь знание норм, не соблюдение принятых в обществе правил с целью награды или ухода от наказания, а невозможность нарушения принципов, ставших внутренними регуляторами действий и поступков. В субъективной неосознаваемости объективных преимуществ просоциального поведения суть моральной диалектики.
Душа, духовность – с материалистической точки зрения и в современном словоупотреблении этих понятий обозначают индивидуальную выраженность в структуре данной личности двух фундаментальных потребностей человека: идеальной потребности познания и социальной потребности «для других». Под духовностью преимущественно подразумевается первая из этих потребностей, под душевностью – преимущественно вторая.
Отвергнув религиозно-мистические представления о душе, о ее божественном происхождении и загробном существовании в потустороннем мире, мы в своей повседневной жизни не можем обойтись без употребления таких понятий, как «душа» и «духовность». Нас окружают люди душевные и равнодушные, мы ценим богатый духовный мир и обеспокоены бездуховностью некоторых людей, мы восхищаемся великодушием и с сожалением смотрим на малодушие, проявленное в сложной жизненной ситуации.
В публикуемых в печати статьях многократно упоминается о «духовном факторе созидания», «духовном богатстве», «духовной культуре», «духовной жизни», «духовном развитии», «духовном росте», «духовном освоении реального мира». Среди многообразных видов человеческой деятельности выделяют три основные группы: материальную (производственную), социально-политическую и духовную. В воплощении «жизни человеческого духа» К. С. Станиславский видел главную задачу художественного творчества. Много лет назад философ А. Шопенгауэр остроумно заметил, что отрицание души есть философия людей, которые забыли взять в расчет самих себя.
Несомненно, что за понятиями «душа» и «дух» стоят реалии, мимо которых не может пройти диалектико-материалистическое мировоззрение. «Я не отрицаю психологии как познания внутреннего мира человека, – утверждал великий материалист И. П. Павлов. – Тем менее я склонен отрицать что-нибудь из глубочайших влечений человеческого духа» (Павлов, 1973, с. 881). Так что же такое «душа» с точки зрения современной материалистической науки? Согласно энциклопедическим изданиям последних лет в диалектическом материализме слово «душа» употребляется только как синоним слова «психика» и по содержанию соответствует понятиям «психика», «внутренний мир», «переживание», а понятие духа употребляется обычно как синоним сознания. Будучи справедливым в целом, такие определения требуют конкретизации и уточнения. Ведь «психика» – чрезвычайно широкое понятие, включающее в себя все формы отражательной деятельности: ощущения, восприятия, представления, мышление, эмоции, волю, разум, интеллект и т. д. Разве «бездушный» человек не мыслит? Разве вопиющая бездуховность морально опустошенного субъекта лишает его наслаждения от своих низменных удовольствий? Поставить знак равенства между психикой и душой в современном понимании слова «душа» не удается.
Не меньшие трудности возникают и с термином «сознание». Дело в том, что обладание большим запасом знаний особенно в какой-либо специальной области не обязательно связано с великодушием, духовным богатством. И, наоборот, неграмотный, проживший всю жизнь в глухом «медвежьем углу» человек вдруг оказывается способен на необыкновенное величие человеческого духа. Образами таких людей наполнена классическая русская литература.
Разумеется, примитивность интересов, незнание богатств, накопленных человеческой культурой, интеллектуальная ограниченность несоединимы с формированием духовно богатой личности. И все же простое присвоение добытых другими знаний само по себе не ведет к вершинам духа. В понятиях «дух» и «душа» наряду со стремлением к истине, к познанию окружающего мира мы интуитивно ощущаем присутствие категории добра.
Ни сумма знаний, которой располагает человек, ни его мышление, ни сознание не исчерпывают понятия о душе. Сам по себе ум не только не гарантирует высоких душевных качеств человека, но зачастую услужливо предлагает сознанию весьма убедительное оправдание неблаговидных поступков. Так, бросив товарища в беде, человек способен уверять других и, что особенно важно – искренне поверить сам в необходимость и целесообразность такого поступка, оправдывая его своей попыткой позвать на помощь, бессмысленностью собственной гибели в случае, если бы он остался рядом с потерпевшим, необходимостью сохранить себя для важного дела и т. д.
Мы ни на шаг не приблизимся к уяснению сущности души и духа, пытаясь просто-напросто заменить их понятиями «психика» и «сознание».
Может сложиться впечатление, что в современном словоупотреблении понятие «душа человека» совпадает с понятием «личность». Выше мы определили личность как индивидуально неповторимую композицию и иерархию всех основных потребностей человека. Однако витальные («биологические») и многочисленные вторичные потребности в пище, одежде, жилище, в средствах их производства и т. п. безусловно отличны от духовных потребностей. Более того, не все социальные потребности человека ассоциируются с его душой.
По-видимому, речь может идти только о таких качествах личности, которые представляют неоспоримую социальную ценность, ибо само существование категорий души и духа на протяжении почти всей истории человеческой цивилизации (при исторической изменчивости конкретного содержания этих категорий) указывает на фундаментальное, непреходящее значение этих ценностей.
Во-первых, это та разновидность социальных потребностей человека, которую мы обозначали как потребность «для других» и которая подчас побуждает субъекта действовать вопреки и в ущерб своим личным интересам, продиктованным собственными витальными, материальными и социально-престижными потребностями.
Вторым качеством, ассоциирующимся с понятием духовности, с богатством и величием духовного мира личности, является потребность познания, точнее, та ее разновидность, которая связана с развитием, не довольствующимся простым присвоением имеющихся знаний, не ограничивающим себя рамками ныне существующих норм, но стремящимся раздвинуть эти нормы, освоить новые сферы действительности.
Для духовной деятельности человека характерно ее бескорыстие, причем бескорыстие двоякого рода. Деятельность «для других» осуществляется без расчета на немедленное социальное вознаграждение, а познание не преследует конкретных прагматических целей.
