Рассказчик взял со столика стакан, выпил воду и продолжил.
– Это еще не все секреты, которые я тогда узнал. Дом у нас был кирпичный, крепкий, участок большой, огород, сад, картофельная делянка, баня, три погреба. В одном мама всякие банки держала, в другом овощи: картошку, морковь, свеклу. А третий не использовала. В тот день, когда у нас с ней состоялся серьезный разговор, мать велела мне идти в пустой отсек, с шеи ключик сняла, объяснила, что да как. Я с трудом вниз сполз – лестница оказалась почти разрушенной, – ощупал стены, нашарил ручку, под ней скважину, открыл дверь, осветил фонарем крохотное помещение метров в пять-шесть, наверное, увидел полки. Осмотрел их, вернулся и доложил: «Мам, там ничего нет!»
Родион кашлянул.
– Ни до этого момента, ни после него я никогда не видел, чтобы у человека так лицо менялось. Мама ахнула: «Пусто? Ты небось не заметил укладки! Зови скорей тетю Зину». Зинаида к больной на кровать села, услышала про пустой подпол и произнесла: «Помнишь, как вы с Иудой уехали в Москву за покупками? Вот уж я удивилась! С чего это потаскун перед тем, как к очередной бабе рвануть, вдруг жене подарки делать решил? Никогда в город тебя не возил, и тут такое! Значит, не ошиблась я! Видела постороннего-то в твоем саду!» И тут маме так плохо сделалось, что не до разговоров стало, скорую вызвали, но они опоздали, умерла Елена Николаевна до ее прибытия.
Родион потер ладонью колено.
– На следующий день после похорон тетя Зина мне правду про погреб сообщила. Деду моему некоторые прихожане привозили на сохранение ювелирные изделия, очень дорогие, старинные. При царе-батюшке вокруг нашего городка и рядом расположенных сел было много богатых усадеб. После прихода большевиков к власти часть владельцев сбежала за границу, но основная масса осталась. Дворяне думали, что советская власть максимум на пару лет, поэтому не хотели покидать родину. Однако потом к ним пришло понимание, что коммунисты хорошо укоренились. И разнеслись слухи о том, как разоряют поместья, отнимают все, выгоняют на улицу, сажают в лагеря даже тех аристократов, которые приняли советскую власть и начали ей служить. Чтобы сохранить семейные реликвии, их тайком приносили священнику и его жене. Отцу Николаю доверяли, знали, он сбережет то, что для его духовных чад не только материальная ценность, но еще и память о предках.
Родион мрачно улыбнулся.
– О, наивные, благородные, истинно верующие люди! Они полагали, что батюшку никогда не тронут, он же служитель Господний, Святой Дух в нем. Побоятся большевики адских мук. Вот старших членов дворянских фамилий могут в лагеря отправить и расстрелять. Но если их убьют, отец Николай отдаст детям погибших то, что ему их родные на хранение оставили. Дедушка все убирал в подполье. И он тщательно вел записи, кто что передал. Тетрадь после смерти священника и ареста его жены хранилась у Зины, она ее потом подросшей Лене отдала. Мама была кристально честным человеком, она даже картофелину на дороге не подобрала бы, потому что чужая. Драгоценности просто ждали своего часа. Но никто за ними не обращался, не одно десятилетие ювелирные изделия лежали под землей. Зинаида и Елена по ночам спускались в схрон, мыли в особом растворе кольца, броши, ожерелья. Они тщательно следили за чужим имуществом. Даже в голодные пятидесятые годы самого маленького колечка не продали. А вот муж ее, отец мой… Вот не зря его Иудой назвали, прямо в точку попали!
Родион посмотрел на пустой стакан, Боря быстро налил в него воды из бутылки.
– Долго болтаю, в горле пересохло, – извинился рассказчик и опять залпом осушил стакан. – Так вот, папаша мой не мог долго жить с Еленой. Почему? Не знаю. Некоторое время Иуда вроде был хорошим мужем, потом раз – и срывался с цепи. Елена ему надоедала, маленький ребенок раздражал, тихий сонный городок наскучивал. И папаша уезжал в Москву. У него, оказывается, в столице была квартира, она сдавалась втихую, деньги у папаши водились. И он вроде как был художником, рисовал картины, но успехом они не пользовались, никто полотна не покупал. Жил Иуда на средства, которые от жильцов получал. А работал учителем рисования в школе на московской окраине. У некоторых детей нет отца, зато есть очень симпатичная мама. Закрутит «Репин» очередной амур – и уйдет от Елены. Некоторое время поживет с бабой, та ему надоест. Дон Жуан местного разлива к законной жене с покаянием: «Прости, дорогая, бес попутал». Супруга его всегда назад принимала, наверное, очень любила. Никогда не скандалила, от меня правду скрывала. Ну, и папаше везло, никто из его любовниц в Лычково не наведывался. Один лишь раз прикатила мать какой-то бабы, оказалось, что Иуда врал ее дочери, что не женат. Пожил в квартире у «невесты», поел, попил, повеселился и удрал. А несостоявшаяся теща как-то выяснила, что он в Лычкове, примчалась и закатила Елене Николаевне скандал. Ну, да я эту историю уже изложил, и она единственная. Другие сожительницы или их родня никогда не появлялись. Ничего хорошего Елена от Иуды не видела. Деньги он в семью не приносил, ничем жене не помогал, вел себя, как падишах. Один только раз отвез мать в город, платье ей подарил, сумку. Просто аттракцион неслыханной щедрости! Дело было осенью, дождь шел. Никто в такую погоду гулять не захочет. А у Зины вода закончилась, пришлось с баклажкой по грязи к колодцу отправиться. Когда Тимошина мимо участка Елены шла, ей показалось, что там кто-то ходит. Она удивилась: вроде пара недавно в Москву подалась. «Леночка, ты вернулась?» – крикнула Зина. Ответа не последовало, надо бы заглянуть во двор, но Зинаида решила, что ей показалось. А через некоторое время мама меня в погреб отправила, решила уже взрослому сыну правду про схрон открыть, и выяснилось, что все ценности пропали.
Глава тридцать шестая
Родион начал кашлять, а Игорь неожиданно сказал:
– После смерти мамы отец через некоторое время женился на Вере Дмитриевне, у них родился сын Павел. Иуда взял фамилию жены.
– Почему он так поступил? Времена были коммунистические, – объяснил Родион, который справился с кашлем, – наверное, боялся, что всплывет на свет правда о его женитьбе на дочери священника. Вот и стал Мироновым. Тетя Зина, наверное, через полгода после кончины Елены Николаевны, ничего мне не сказав, решила поговорить с Косолаповым.
– С кем? – удивился Юрий.
– С Косолаповым, – повторил Родион. – Иуда Александрович привел в нашу деревню Фому Олеговича. Последний был нищетой голимой, он поселился в летней кухне у Зинаиды. Муж Елены ее попросил: «Пусти моего друга детства у себя из милости пожить. У него дом сгорел». Зина, как и наша мама, доброты бесконечной женщина, конечно, она приютила погорельца. Фома выглядел беспризорником. Зинаида его откормила, одежду дала. Косолапов потом женился на дочке продавщицы сельпо, и пара уехала в Москву. Но летом они всегда приезжали, сына Костю к бабушке привозили. Косолапов с Иудой дружили крепко. Зина хотела у Фомы адрес моего отца узнать, потребовать алименты на Игоря. Она тогда еще ничего о женитьбе, рождении Павла и смене Иудой фамилии не знала. Все это ей Фома сообщил, посоветовал: «Не лезь к Иудке! Ленка ему парой не была. Тухлая баба, без огня, головешка из костра. Вот Верка – та огонь! Сын у них родился, чего в чужую семью нос свой совать?» Зине так обидно стало, так горько, что она не выдержала и крикнула: «Иуда твой – настоящий Иуда! Гаденыш! Украл чужие драгоценности! Пусть вернет!!! Обворовал всех! И оставил детей своих без средств. Родя уже взрослый, на него Лена копейки от мужа не имела. Игорь маленький, мне его на ноги ставить, пусть отдает столько, сколько по закону положено». Фома засмеялся: «Еще чего придумай! Какие драгоценности? У Елены ничего, кроме дряхлых книг, в приданом не было. И наследников от нее Иуда не ждал, хотел, чтобы они с женой для себя жили. А клуша глупая не береглась, получился Родион. Кто виноват? Баба! Следовало бдительность проявить. Не удастся тебе с Иудки алименты стрясти! Кто у второго пацана в метрике отцом записан?» Зине пришлось ответить: «Никто. Но Иуда умотал в Москву, когда Леночка забеременела, еще не родила. Мужик не знает, что второго сына имеет. Алименты он платить должен!» Я, уже взрослый, при этой беседе присутствовал. Фома очень развеселился, когда про деньги на Игоря услышал: «Зина, ты уж определись: были у покойной Ленки дорогие украшения, которые вроде как я спер, а теперь их вернуть надо? Или бабе рубли нужны, чтобы сыну кефир купить? Елена богатая была или нищая?» «Так Леночку обворовали, все забрали. И не ее вещи, чужие, – начала Зина, умолкла, потом задала вопрос: – Фома, а ты тут при чем? Я не обвиняла тебя в краже!» Косолапов рот захлопнул, да поздно! Зине понятно стало, что произошло. Лена, наверное, решила наконец рассказать мужу про тайник. Наивная, любящая женщина и представить не могла, что супруг захочет украсть украшения и исполнит свое желание, спектакль организует. Иуда впервые повез Лену за покупками в столицу, а Фома тем временем влез в погреб. Когда Косолапов по двору крался, Зина как раз за водой шла, увидела на участке Елены кого-то, окликнула, ответа не дождалась и решила, что почудилось ей. Но нет, не показалось Зинаиде, она заметила вора Фому.
