Обвинения Джанет опустошили меня, потому что ничто из того, что она говорила, не было правдой. Мне удалось удержаться от слез, пока она стояла передо мной, но как только она ушла, я разрыдалась и плакала весь день и весь вечер. А после этого провела несколько бессонных ночей. Школа была маленькой, поэтому скандал имел определенный резонанс – меня стали обсуждать и дети, и родители, и коллеги. Когда-то я испытывала огромную радость, приходя в класс и занимаясь со своими учениками, но после той стычки стала чувствовать себя, как под микроскопом. В течение нескольких следующих недель я все еще не могла прийти в себя. Я начала сомневаться в своих преподавательских способностях, да и вообще в собственном сердце. Я задавалась вопросом: неужели и в самом деле я взращиваю фаворитов? Неужели я разделяю класс на любимчиков и нелюбимчиков? Я была несчастна, перестала верить в свое призвание, перестала верить себе.
В конце концов, я договорилась о встрече с директором школы, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Но после этой встречи я не стала сразу же чувствовать себя лучше.
Впрочем, директор ни в чем не обвинила меня – ее позиция была мудрой. Она сказала:
– Давайте подождем и посмотрим, будут ли какие-то последствия. Успокоится ли мать Стефани или пойдет дальше в своих обвинениях.
Я согласилась с ней и кое-как завершила тот учебный год, твердо придерживаясь своего решения, что если Стефани снова будет вести себя вызывающе, я ее снова накажу несмотря на то, что ее мать может заявиться в школу с новым скандалом. И эта моя позиция оказалась правильной.
Теперь же, два десятилетия спустя, мать Стефани нашла меня и просила у меня прощения. Такого поворота я никак не ожидала!
Две мысли пришли мне в голову во время этого телефонного разговора. Во-первых, это то, что та болезненная история давно мной забыта и уже не приносит боли. Когда-то я сильно переживала. Но со временем научилась легче переносить критику. Моя самооценка выросла, и я теперь намного быстрее различала правду от неправды. Теперь меня нелегко выбить из седла. В то время правда заключалась в том, что у меня не было любимчиков и я действительно заботилась одинаково обо всех учениках, несмотря на то что матери Стефани причудилось что-то другое. Так что, по сути, ее извинения сейчас… были больше нужны ей самой, чем мне. А еще я выяснила для себя, что несколько лет назад переросла эту историю и перешагнула через неприятные и несправедливые обвинения. Так что… никаких обид у меня не осталось.
Вторая же мысль, которая посетила меня во время этого разговора, касалась самой Джанет Роудс. Я подумала, что, вероятно, она очень мужественная женщина, раз отважилась через двадцать лет сделать этот звонок и признаться в своей неправоте.
Это меня чрезвычайно тронуло.
– Сможете ли вы меня простить? – спросила Джанет.
– Конечно! – ответила я, не задумываясь. – Конечно, я вас прощаю! И более того, я должна сказать, что восхищаюсь вами! После всех этих лет вы приложили столько усилий, чтобы разыскать меня и все исправить. Я под большим впечатлением! Я очень рада, что мы смогли поговорить с вами.
– Спасибо вам за ваши искренние слова, – произнесла Джанет. – Вы очень добры. И я тоже рада…
Под конец нашего короткого разговора мы расспросили друг друга о детях, а затем попрощались.
Размышляя о том вечере, я все еще испытываю благоговейный трепет перед произошедшим с Джанет внутренним ростом, перед ее мужеством и упорством, с каким она стремилась исправить свою ошибку и попросить прощения у человека, которому незаслуженно причинила боль много лет назад. Ее извинения действительно стали для меня неожиданной радостью и счастьем.
* * *
