Время в комнате замерло – даже дождь умолк, только падали с листьев редкие капли. Я почему-то сразу почувствовала, что Вайс говорит правду, – и смотрела, смотрела на пузырек, на его равнодушный, до странности будничный зеленый бок.
В его тусклом отблеске было все – улыбка матери и ее смех, тепло родного дома и игры с друзьями, любимые книги и маленькие трагедии, школьная влюбленность и первая утрата… В нем было все это – и совсем ничего.
– Я вам не верю. Это… Как мне узнать, что это не яд?
– Я искал лекарство с тех пор, как вернулся в Уондерсмин. На меня работали лучшие ученые – и в конце концов рецепт был найден… И засекречен. Другого лекарства нет… И не будет.
– Значит, вы не хотели, чтобы Прют преуспела… из-за других пустых… тех надмагов!
– Да. Но наука вечно идет вперед – и не оставляет мне выбора. То, что было придумано однажды, обязательно будет придумано снова. Пустые должны быть уничтожены, чтобы сильные надмаги, когда-то убранные мною с пути, не вернулись назад. Но я не мог запустить процесс, не найдя тебя. Тебя… Марилла.
«Марилла».
Ничем не лучше Алиссы, Жаворонка, Брины, Лекры. Если Джонован Вайс надеялся, что имя дочери пробудит мою память, – что ж, этого не случилось.
Вайс внимательно наблюдал за мной, ища что-то в моем лице – ища и не находя.
– Я – не она, – медленно сказала я, лихорадочно пытаясь понять, во что сама верю – или хотела бы поверить. – Я – не Марилла. Не ваша дочь.
– Ты – моя дочь, – возразил он неожиданно страстно, и в его темных глазах я увидела что-то новое… Отчаяние? – Моя дочь. Я знаю это. Место, где тебя нашли… рядом с нашей старой усадьбой, куда Веллиана возила тебя на море совсем крошкой. Они хотели поиздеваться надо мной и поэтому бросили тебя там.
– Это может быть просто совпадением…
– Не бывает никаких совпадений, Марилла. Я искал тебя все эти годы. Я видел десятки пустых. Держал их рядом…
– Чтобы, когда придет пора, убить?
– Лично я никого не буду убивать.
– Ну конечно, – мой голос дрогнул, – ведь тогда на вас падет проклятие, верно? Поэтому вы убьете их чужими руками. А что вы будете делать, когда родятся новые надмаги? Будете убивать их в колыбели?
Этот последний вопрос он предпочел не услышать.
– Вот почему вы хотели, чтобы грант получила Лабеллия. – Последний кусочек мозаики встал на место. – Сорока думал, что дело в наследнике правителя… Но это вы хотели убедиться в том, что дадите лекарство правильной пустой. – Я засмеялась, хотя менее подходящий момент для этого было не придумать. – Вот только у Лабеллии ничего не вышло. Так ведь?
Его запах изменился, и я поняла, что угадала.
– Иначе вы бы знали наверняка. Ведь если бы захотели – давно могли бы получить мою кровь для исследования. Но вы не знаете. Может, я не Марилла… а один из тех надмагов, которых вы погубили? Что, если так? Однажды… Однажды мне казалось, что звезды говорили со мной. – Словно кто-то другой, отчаянный и оттого жестокий, вселился в меня, как тогда, в Летучей Гавани. Я наклонилась к столу, вдыхая запах Вайса – запах чернил и бумаги, волнения и боли. – Я скажу вам, что тогда будет. Я все вспомню и убью вас – быстрее, чем вы успеете что-то сделать.
Лицо Джонована Вайса оставалось непроницаемым.
– Что ж, – медленно сказал он. – Я рискну, пожалуй. Возможно, выпив это средство, ты забудешь обо всем, что успела узнать, будучи пустой. Я не хочу лгать… Быть может, чтобы заново родилась Марилла, пустой придется умереть. Что до звезд – в моей дочери тоже могла пробудиться надмагия. Если ты вдруг окажешься тем надмагом – сомневаюсь, что ты будешь быстрее меня. Я давно коплю силы, и тебе меня не одолеть. Но… – В его глазах появились прежние отчаяние и жажда. – Я в это не верю. Марилла… Я чувствую, что ты – Марилла. Я почувствовал это, когда ты в первый раз переступила порог особняка. То, как ты слушала меня, то, как смотрела, даже то, как ела… Я знаю, что это ты, ты моя… моя девочка.
От боли, которую я услышала в его словах, у меня закружилась голова. Вдруг мне захотелось вскричать «Папа! Папочка!» – и упасть в его объятия.
Как и ему – мне захотелось поверить.
Но вместо этого я с усилием произнесла:
– Все это… самообман. Я наверняка не единственная… юная пустая на свете. Но даже если вы угадали… как в той старой истории… из Крылатой книги.
Что бы посоветовал мне Сорока или Никто? Никто из них не доверял Крылатой книге.
– …Я ведь могу и не забыть вашу историю. Вы сами только что говорили, что не знаете наверняка.
– Верно. Именно поэтому я и рассказал тебе все. Ты вспомнишь ее. Веллиану. Свою маму. Вспомнишь, как она пела тебе…
– Пожалуйста, перестаньте, – но я сказала это так тихо, что он не услышал – или сделал вид, что не услышал.
– …Как она купала тебя. Как читала тебе… Как любила тебя. И как ее забрала страшная, глупая, несправедливая смерть. Ты вспомнишь все – ее, меня, себя… И ты простишь то, что я сделал. Более того – ты примешь это. Ради нее. Ради того, чтобы новый мир принадлежал мне и тебе – ее дочери. Мир без войн, насилия, жестокости…
– Если вам не нравится насилие – отпустите Сороку. Он мой друг.
Вайс покачал головой.
– Прости, не могу. Пока не могу. Слишком многое поставлено на карту.
Я через силу усмехнулась, хотя мне было вовсе не смешно.
– Ясно. Вы убьете надмагов, а ведь они тоже – чьи-то дети. Вы будете держать в плену Сороку и его людей… Думаете, на всем этом можно построить новый прекрасный мир без насилия и войны?
– Хватит. – Он схватился за край стола – точно так же, как делала я сама, когда злилась или нервничала. – Ты забыла то, что знала. Ты не видела то, что пришлось увидеть мне… Что пришлось пройти ради того, чтобы вернуть тебя!
Некоторое время мы молчали – оба тяжело дыша, как будто после драки. Я смотрела на него – черные цепкие глаза, длинные пальцы, волосы с проседью. Может ли этот опасный, умный, отчаянный человек действительно быть моим отцом? Я вспомнила девочку с портрета. Синие глаза и темные кудри – могли ли быть моими? Обруч по лужайке – его катала я? Бантики и оборки, пение матери, старинное поместье, прибой, перекатывающий прибрежную гальку… На миг я представила все так ярко, что мне показалось, это – не фантазия, а слабый проблеск воспоминаний.
Но что, если все было не так?
Я росла со своей семьей надмагов затворницей – может, в избушке вроде той, где скрывался Никто. Родители надеялись, что я окажусь обычной, но однажды надмагия позвала меня – и я откликнулась. Я была сильной, куда сильнее, чем они оба вместе взятые, – и очень скоро они поняли, что мой дар не скрыть. И Джонован Вайс обратил на меня внимание – несмотря на то, что я была совсем ребенком, чьим единственным другом детства стала война. Возможно, в приступе ребяческой самоуверенности я сама искала встречи с ним, прознав об охотнике на надмагов – и надеясь его остановить.
