Сорока посматривал по сторонам с отвращением, а когда ветер донес до нас волну густого рыбного запаха, побледнел и выругался.
К подножиям заводских громад лепились дома рабочих – бесконечные ряды одинаковых квадратных коробочек в саже и копоти, с крохотными двориками – одно, самое большее два чахлых деревца, грядки, на которых ничего толком не прорастало. В одном из двориков я встретилась взглядом с девочкой лет четырех, купающей в ржавом тазу видавшую виды куклу с комом спутанных волос. Я торопливо отвела взгляд, опустила капюшон ниже, и девочка, сосредоточенная и отрешенная одновременно, отвернулась и продолжила намыливать куклу.
– Не переживай. – Сорока заметил мою нервозность. – В столице все менее суеверны – и куда более зациклены на своих проблемах, чем люди в провинции. Не стоит слишком привлекать внимание, но и волноваться не надо… На твоем месте я бы купил очки и закрыл чем-то волосы, если очень уж волнуешься.
– По коже все равно понятно, – тоскливо пробормотала я. – Я же не могу замотаться с головы до пят…
– Верно мыслишь! – Сорока подмигнул мне. – Выше голову. Ты – та, кто ты есть. Если миру это не нравится – надо научиться с этим жить и не портить себе настроение по пустякам.
– Легко сказать. Если тебя прогоняют из города…
– Ты думаешь, меня никогда ниоткуда не прогоняли? – Сорока хохотнул, а потом вдруг сказал: – Здесь я тебя покину, сестренка.
– Что? – Конечно, я понимала, что рано или поздно нам с Сорокой придется разделиться, но втайне надеялась, что вначале он поможет мне сориентироваться.
– Ну, мне вон туда – вдоль городской стены где-то часа полтора на запад – до Котла. Думаю взять экипаж, чтобы вернуться к ребятам с шиком. Тебе в другую сторону – на восток. Двигайся все время в одном и том же направлении, по диагонали к той высоченной башне – это дворец правителя. Обогнешь его и выйдешь из города через Золотые ворота. Университетский городок начинается прямо под городскими стенами. Раньше он находился в городских стенах, но студенты, говорят, слишком уж буянили и не давали горожанам спать.
– Спасибо. И… Сорока, про деньги… – По правде сказать, мое решение вернуть их Сороке таяло – я ведь не знала, с чем мне предстоит столкнуться в столице.
– Оставь себе! Или я выкину их на обочину дороги, и пусть берет кто хочет. И хватит об этом. – Заметив мой несчастный вид, Сорока смягчился. – Серьезно, Алисса… Честно говоря, на редкость неподходящее имя… Ты ведь могла и не знать, что деньги ворованные. Так или иначе, они прежде всего мои – а я отдал их тебе. Вернешь подарок – обидишь того, кто его сделал. Ладно?
– Ладно. – Честно говоря, я кивнула с большим облегчением. Определенно, я заключила сделку с совестью… Но до чего же трудно всегда быть честной и соблюдать правила – особенно когда никто тебя за это не похвалит.
– Вот и славно. Когда устроишься, найди меня. Кто знает, может, мы еще поможем друг другу. – Сорока подмигнул. – …Но сейчас я не буду уговаривать тебя, сестренка. В конце концов, нет ничего полезнее, чем набить побольше шишек самостоятельно. Желаю тебе удачи в поисках… Я поспрашиваю своих про Вайса и Бликвуд. Может, что и удастся выяснить. Но здесь, в городе, я говорю от лица Птиц, а Птицы ничего не делают просто так.
Намек был понят.
– Спасибо тебе за все. Увидимся! – Я неловко помахала ему, но Сорока поймал мою руку и крепко пожал.
– Береги себя. Приходи в паб «Красный конь». Это в Портовом Котле. У стойки спроси Сороку, скажи, что я сам тебя ищу. Приходи до ночи Огней. Буду ждать.
Я не успела ничего ответить – Сорока развернулся и припустил в сторону городской стены так быстро, словно спасался от погони.
* * * *
Спустя час блужданий по городу голова моя кружилась от впечатлений. С момента, как я вышла за пределы Черной Ленты, Уондерсмин, казалось, хорошел с каждым шагом. Районы с аккуратными домиками под остроконечными крышами, на которых красовались флюгеры в виде бабочек и птиц, клумбы, плодовые деревья во дворах – видимо, здесь жили люди побогаче фабричных рабочих. Женщины на улицах были одеты красивее – ткани ярче, юбки пышнее. Дети прижимали к себе игрушки, на которые я волей-неволей засматривалась: кукол со стеклянными глазами, деревянных лошадок, вязаных щенков и котят. Экипажи на улицах тоже изменились – стали изящнее, обзавелись алыми и зелеными бархатными шторками и принаряженными кучерами с цветами на шляпах и в петлицах. Кое-где встречались и автомобили, плюющиеся паром. Некоторые лошади были украшены цветами – видимо, на них по городу возили приехавших полюбоваться столицей.
А полюбоваться было чем. Чем ближе к центру, тем причудливее и больше становились разноцветные домики по обочинам мощенных камнем дорожек. Резные оконные рамы, изящное литье балконных решеток, эркеры с разноцветными витражами, статуи хищных зверей по обе стороны от дверей из красного дерева. Даже фонари были необыкновенными – столбы увиты металлическими ползучими растениями, и фонарщик, который попался мне навстречу, оказался одет в особую форменную одежду с заклепками и шляпу с высокой тульей.
На углах улиц я заметила питьевые фонтанчики – обязательно в виде разинутой волчьей или змеиной пасти – и пожарные колокола, все начищенные до блеска, как будто этим регулярно занимались специальные люди. Многие желоба тоже были украшены звериными головами, и мне остро захотелось, чтобы дождь грянул немедленно, – так здорово было бы взглянуть на веселые струи воды, бьющие из пастей всех этих львов, медведей, волков.
На первых этажах домов все чаще попадались магазины и цирюльни, таверны и гостиницы. На одни только вывески можно было глазеть часами. Над таверной «Синяя форель» висела, покачиваясь на ветру, огромная глиняная рыба. У «Беспечной девицы», кокетливо прислонив пальчик с алым ноготком к губам, стояла деревянная блондинка, одетая в настоящее платье из ткани. Все три этажа гостиницы «Бабочки» были расписаны изящными разноцветными насекомыми – мне вспомнился муравьиный круг, который нарисовал Сорока, и я пожалела, что его нет рядом и я не могу их ему показать.
В витринах тоже чего только не было – шляпы, револьверы, ножи, кожаные туфельки, часы всех форм и размеров, старинные вещички, пуговицы и отрезы ткани, букеты цветов, горы овощей и фруктов.
А вот природа, чем дальше в город, становилась все сдержаннее, как будто боялась показать свою силу, смущенная обилием людей: кое-где по стенам вился плющ, кое-где вдоль улочек были высажены деревья. Каждое дерево – с подрезанными ветвями, обнесенное низкой оградкой, обложенное камнями или разноцветными плитками. Розовые кусты – на балконах в горшках, маргаритки – на клумбах: все здесь знало свое место.
Вопреки моим опасениям, люди обращали на меня не так много внимания. Все спешили по делам или были слишком заняты разговорами. Кажется, за все время пути к дворцу правителя на меня только дважды посмотрели с подозрением: в первый раз – идущий во главе отряда блюстителей высокий человек с лихо закрученными усами, во второй – сидевший у подножия храма чистильщик обуви, очень старый мужчина, одетый хуже, чем я в пору скитаний. Блюстители направлялись прямо ко мне, и я затаила дыхание – но, обогнув меня, усатый направился прямиком к чистильщику обуви. Я прибавила шагу – у меня за спиной блюститель сурово требовал у старика лицензию.
