Я полетел обратно на восток, чтобы встретиться с Конни, и мы начали поиски дома в живописном городке Лисбург, построенном в 1740 году, всего в часе езды от шумного Вашингтона, с красивыми историческими зданиями на каждом углу. Это возвращение к моей юности: я много лет мальчишкой гулял по этим полям, искал пули времен Гражданской войны, летом охотился на голубей в изнуряющей жаре, а зимой до рассвета ставил чучела гусей на застывшую землю, пытаясь привлечь стадо в надежде принести домой обед. Пока мы ехали на просмотр первого объекта, меня захлестывали эти воспоминания, но, когда мы приехали, Конни сказала: «Этот участок немного меньше, чем вы хотели, но сам дом просто великолепный, и здесь есть гостевой дом и сарай, которые вам нужны». Немного разочарованный, я спросил: «Насколько меньше?» «Около ста акров», — ответила она. «Сто акров? Да это же буквально ничего!» — подумал я. Разве я смогу играть ночами со своей группой всего на сотне акров? «Что ж… — сказал я. — Раз мы уже здесь, давайте посмотрим…»
Когда я стоял на крыльце этого удивительного двухсотлетнего особняка, который когда-то был охотничьим замком для охоты на лис, с уходящими в небо огромными колоннами, глядя на бескрайние зеленые поля, я понял, почему мой агент по недвижимости была в шоке от моего первого звонка. Сотня акров — это гребаная ферма. А 400 акров? Это уже целый административный округ. Да уж, геодезия точно не моя сильная сторона.
Я был расстроен своим сельскохозяйственным невежеством, но в то же время грандиозная красота участка, раскинувшегося передо мной, приводила меня в полный восторг. По периметру росли деревья, создавая естественную границу участка, вдалеке виднелась небольшая речка. «Черт возьми! — подумал я. — Во что я ввязался?»
Осмотрев главную резиденцию (слишком похожую на Белый дом, в котором я совершенно точно никогда не буду жить), мы направились в гостевой дом, где меня внезапно осенило, что все это неправильно. Мне всего тридцать лет, а я собирался буквально купить ферму
[48], как будто закончил свою жизнь, полную музыки и приключений, и был готов уехать в закат, чтобы меня больше никогда не видели и не слышали. Не говоря уже о том, что этот гребаный гостевой дом вдвое больше того крошечного дома всего в часе езды, где я вырос, в котором мне, маме и сестре было более чем комфортно. А вот сарай выглядел довольно заманчиво. С его высокими потолками и огромной площадью, которой вполне хватило бы для размещения целого оркестра, я мог легко представить его в роли звукозаписывающей студии мирового уровня. Но я еще не был готов остепениться. ПРЕДСТОЯЛО ЕЩЕ МНОГО РАБОТЫ.
Конни показала мне еще несколько объектов, все в диапазоне от 250 до 400 акров («Хочешь пройтись по границе участка?» — спрашивала она. «Хм, спасибо, нет»), но это было бесполезно; для себя я уже все решил. Этой несбыточной мечте придется подождать. Может быть, когда-нибудь, когда жизнь замедлится и у меня будет прекрасная семья, с которой можно все это разделить, я приму эту сельскую американскую жизнь. Но пока еще не время.
В конце концов я остановился на более скромном доме на 1,5 акрах земли рядом с историческим Старым городом Александрии, всего в нескольких милях от квартала, где жил раньше, и начал строить в подвале то, что впоследствии станет студией звукозаписи, где Foo Fighters будут работать еще долгие годы. На тот момент наш контракт с Capitol Records был расторгнут по «положению о ключевом сотруднике», в котором говорилось, что если уйдет президент Capitol Records Гэри Герш (старый друг, который также был тем, кто подписал Nirvana на лейбл Geffen за несколько лет до этого), то у нас тоже есть такая возможность. Этот пункт добавили из-за нашей долгой совместной истории. Его уход — беспрецедентная удача, и мы решили последовать за ним, став теперь полностью независимыми. Большинство групп никогда не могли себе позволить такой роскоши, будучи связанными контрактами на несколько альбомов.
Самое прекрасное в том, что мы больше не были обязаны быть группой. Нам не нужно было этого делать, но мы хотели этого, что доказывало искренность намерения. С момента выхода нашего первого альбома прошло несколько тяжелых лет, суровых гастролей, попыток найти себя, преодоления кризиса второго альбома и потерь нескольких участников, но мы всегда сохраняли искреннюю любовь к совместной игре. Единственный раз, когда я всерьез подумывал о том, чтобы сдаться, был весной 1998 года, когда Нейт на двадцать четыре часа ушел из группы. Я был дома у мамы в Вирджинии, и Нейт позвонил мне, сообщая, что больше не хочет продолжать и что со своей старой группой Sunny Day Real Estate, планирующей воссоединение, он чувствовал себя комфортнее. Это меня сильно задело. Уильям никогда особо не соответствовал динамике группы, Пэту просто «надоело», и он ушел, Франц был моим старым другом, однако с ним что-то просто не «щелкало», но Нейт? Парень, с которым мы вместе все это затеяли? Я решил, что с меня хватит, и сердито ответил: «Ладно, но меня уже достало учить людей этим гребаным песням, поэтому, когда я найду тебе замену, его будешь обучать ТЫ». Мы попрощались, но в глубине души я знал, что без Нейта Foo Fighters закончится. Я не мог выдержать еще один уход из группы, и это начало подозрительно походить на сольный проект, чего я никогда не хотел.
Той ночью я пошел в любимый дешевый барбекю-бар Ribsters со своим лучшим другом Джимми, где пил до потери сознания, рыдая в виски с колой, сломленный еще одним ударом по самой большой страсти в жизни. Вернувшись домой, я отключился в своей детской спальне с бешеными «вертолетами», а на следующее утро меня разбудил голос матери, мягко шепчущей за дверью: «Дэвид? Нейт звонит…» В смешанных чувствах я схватил гигантский беспроводной телефон, вытянул длинную антенну и зарычал: «Привет!..» Нейт извинился и объяснил, что это было минутное помешательство и что он все-таки не хочет уходить из группы. Сказать, что я почувствовал облегчение, — значит, ничего не сказать. Я практически заново родился. Мы заплакали, сказали друг другу: «Я люблю тебя, чувак» — и повесили трубку, а затем я залез обратно в кровать, понимая, что накануне вечером в ней обоссался.
Пока готовился мой новый дом, мы с Тейлором планировали поездку через всю страну из Лос-Анджелеса в Вирджинию — только двое молодых людей, мчащихся в черном «Шевроле Тахо» по шоссе в путешествии от побережья к побережью, и классический рок на опасной громкости. Мы с Тейлором практически неразлучны с тех пор, как он присоединился к группе годом ранее, — с первого дня стали хорошими друзьями. Когда он был барабанщиком Аланис Мориссетт, задолго до того, как стал участником Foo Fighters, мы периодически виделись за сценой на фестивалях по всему миру, и химия между нами была настолько очевидна, что даже сама Аланис однажды спросила его: «Что ты собираешься делать, когда Дэйв пригласит тебя стать его барабанщиком?» Словно Бивис и Баттхед или герои фильма «Тупой и еще тупее», вместе мы становились гиперактивным пятном из сигарет Parliament Lights и игры на воображаемых барабанах, где бы мы ни были. Так что не было никого, кроме Тейлора, с кем я хотел бы разделить это психопатическое сафари. Мы запланировали поездку так, чтобы сделать несколько остановок по пути, навестить бабушку Тейлора и стриптиз-клуб Pantera (последний, конечно, был в приоритете), — но по большей части это был прямой путь длиной в 2600 миль обратно в мой родной город. (По прибытии Тейлор выдал пародию на Брюса Спрингстина, исполнив мне в качестве серенады классический гимн Босса с одноименным названием. Смешнее было, только когда он играл тему из «Веселой компании» на пианино посреди Costco.) Я устроил прощальную вечеринку в своем домике в Каньоне, собрал свои немногочисленные пожитки в коробки, закинул все в грузовик и в очередной раз попрощался с излишествами и атмосферой отчаяния самого гламурного города Америки. Когда мы с Тейлором начали свое путешествие, я был более чем счастлив видеть, как Лос-Анджелес исчезает в моем зеркале заднего вида, оставляя позади еще одну главу, которая все еще остается немного более размытой, чем остальные.
