Явлина же, заметив наконец мои взгляды, понимающе усмехнулась.
— Дело не в природной красе. Только в умении. Ты тоже можешь научиться, если захочешь… правда, сколько лет учиться придется — незнамо.
Как-то сразу было ясно — она не об одежде или там искусстве макияжа (которого, кстати, у нее и не было). Скорее просто о способности вот так притягивать взгляды и не отпускать их.
Хотела бы я уметь вот так? Ну, что уж скрывать, каждой девушке хочется, чтобы войти куда-то — и все головы разом повернулись к тебе. И не потому что у тебя пятно соуса на платье! А чтоб рты от восторга поразевали. Но… если честно, по здравом размышлении я бы, пожалуй, не хотела себе такого. Это же ни с кем нормально не пообщаешься! К тому же, если ты не ведьма, которая сама себя защитить может, нравиться всем подряд до одури не всегда и безопасно. И вообще — я и так на свою внешность не жалуюсь, вот!
Решив так, я наконец задрала нос, а ведьма кивнула одобрительно.
— Явлина, — я решила наконец спросить о главном, — а кто кроме вас с котом здесь есть поблизости из… ну, разумных?
Может, тут село какое рядом, а мы зря решили, что достаточно в ближайшую избушку заглянуть? Лишь бы она не сказала, что единственное разумное существо — тот змей, что напугал меня!
— Много кто, — она наклонила голову. — Духи лесные, звери волшебные. Горыныч опять же прилетает, да его я с третьего дня как не видала.
Тут я облегченно выдохнула. Если сегодня он был далеко, значит, по крайней мере, с ним общаться нам и нет необходимости.
— Духи? — переспросил между тем Матвей.
— Дай-ка вспомнить… Дуплич, Грибич, Аука, Зазовка, Дубыня, Листвич, Зеленица, лесавок без счета… лешаки опять же. Старый-то Леший у нас почти вовсе уж одеревенел, пень старый, да как раз молоденький лешачонок надысь прибился. Зелен еще, конечно, за весь лес ответ держать, ну да може и поучит его дед-то пока. Авось вместе и справятся...
— Лешачонок… — задумчиво повторила я. А что если мы не с того конца ищем? Ведь в тетради говорилось, что пропаданцы обычно попадают в критические моменты своих других судеб. Значит, надо искать того, в чьей жизни недавно случились или вот-вот случатся какие-то серьезные перемены. Лешачонок, который недавно пришел в новый лес и вот-вот примет в нем бразды правления взамен старого Лешего — хотя сам еще “зелен” и не готов к такой ответственности, вполне, пожалуй, подходит!
— А чем, говоришь, твой братишка увлекается?
Глаза Матвея расширились.
В самом деле, мы, увидев избушку на курьих ножках и подумав о Бабе Яге, почему-то решили, что здесь точно будет старуха Самохвалова. И вообще как-то казалось, что из всей семьи этот мир больше всего подходит именно ей. А между тем экологичный мир славянских сказок — просто рай для юного гринписовца. Не говоря уже о почетной должности ответственного за лес!
— Где его можно найти? — я вскочила на ноги одновременно с Матвеем.
— С утра рядом тут бродил. Тут у меня на поляне дверь неведомо откуда взялась, — Явлина хитро посмотрела на нас, — вот он и проверял, что это такое и не опасно ли оно.
— А как он выглядит?
— Да как все лешие, — она пожала плечами, будто внешний вид леших был чем-то само собой разумеющимся и общеизвестным. — кора, мох, ветки. Как сядет — так пень пнем.
Ой!
Мы с парнем переглянулись, забыв наконец про общее смущение. Не до того сейчас!
— Спасибо вам, Явлина! И тебе, Василий Артамонович! — На всякий случай я даже поклонилась. Как у них тут принято прощаться и благодарить, кто его знает, но лишняя вежливость никогда не повредит.
А вот Матвей такими предрассудками не страдал. Он только сухо кивнул и коротко поблагодарил за прием и чай — и выскочил за дверь. Я кинулась следом. Ая, обычно парившая над нашими головами, на этот раз предпочла только покрепче вцепиться в мое плечо, нервно оглядываясь на кота.
Стоило нам выскочить за порог, как дверь за нашими спинами захлопнулась, а избушка встрепенулась, отряхнулась и с кряхтением принялась подниматься на ноги.
— Ты помнишь, где шнурок завязывал? — крикнула я уже на бегу. Парень только энергично кивнул в сторону прохода в наш мир. Ну да, мы тогда, кажется, только-только вошли сюда.
Возле двери пенька не оказалось. Впрочем, этого и следовало ожидать, если у него есть ноги. Но покружив по поляне, мы все-таки нашли его — и выглядел он сейчас в точности так же, как когда Матвей мостился на нем. Довольно высокий для пня, кривоватый сверху, с парой обломанных веток. Но с краешку даже присесть можно. И мхом затянут.
Мы снова переглянулись. На кого-то живого и разумного пень походил меньше всего. Но в любом случае, если мы видели его — а кое-кто даже сидел на нем — на другом конце поляны, значит, пень уже не так-то прост. К тому же от проверки мы ничего не теряем.
— Степка? — неуверенно произнес Матвей.
Пень пошатнулся, а потом прямо посреди коры вдруг открылся зеленый глаз. А потом и второй. Ой, а вон тот сучок — это, похоже, нос. Пень приподнял одну из рук-веток и задумчиво почесал себя по мху на макушке, а затем внимательно осмотрел эту свою ветку.
— Матвей? — скрежетнул он, распахнув пасть прямо посреди ствола. — Что-то со мной не то…
— Еще бы! — с облегчением выдохнула я. Надо же — нашли! Действительно нашли!
— Я почему-то тебя забыл и совсем не помнил… ничего не помнил.
— Все будет в порядке, — парень смотрел на одеревеневшего братца с легким недоверием и, кажется, сам не был до конца уверен в том, что говорил. — Идем домой.
Я только хмыкнула. Домой… хотя, по большому счету, если точка отсчета — здесь, то домой — это что угодно в нашем родном мире. Так что не так уж он неправ.
Лешачонок с натугой вытянул из земли толстый корень, а затем второй, и тяжело покосолапил, переставляя их. Мда, это они, выходят, спят, как обычные деревья, закопав корни в землю? Или только маскируются так? Хотя какая мне разница, в общем-то.
Сделав несколько шагов, лешачонок вдруг остановился.
— А мы сейчас обратно? Ну… к маме с папой?
— Мы… — Матвей запнулся. Да уж, предстоит еще объяснить ребенку, что маму с папой тоже придется поискать. — Мы в наш мир.
— Понятно… — Степа опустил руки-ветки. — Я не могу. Тут… дедко-Леший, он старый совсем. Вот-вот совсем заснет. А лесу без хозяина нельзя. Здесь… здесь погибнет все! Я не могу… не могу их всех бросить! Мне нельзя!
Ничего себе! Интересно, а я бы смогла вот так — ради какого-то чужого леса и его обитателей отказаться от собственной жизни и семьи? Недетская ответственность так-то.
Хотя… если подумать, там у него тоже ответственность. Родные, которые волнуются. Не только взрослые связаны обязательствами перед своим ребенком, это работает в обе стороны. Он ведь не знает еще, что они о нем не помнят. И нашему миру он зачем-то тоже наверняка ведь нужен.
