Но ничего, что бы свидетельствовало о несчастном случае, не
попадалось, даже свежеполоманного ограждения вдоль дороги.
Несколько раз я останавливался, вылезал из машины и
внимательно осматривал острые скалы и русла горных речушек. Никаких следов
машины, сломанных ветвей или обломков скалы, сдвинутых с места ее падением.
До Бейкерсфильда я добрался уже после девяти вечера и сразу
позвонил миссис Бакли.
— Это говорит Дональд Лэм, я звоню из Бейкерсфильда.
Скажите, у вашего мужа в машине были образцы товаров?
— Нет, он работал, как правило, с фотографиями. Где вы
находитесь, мистер Лэм?
— Я же сказал, в Бейкерсфильде, — ответил я.
Когда вы вернетесь, чтобы отчитаться передо мной?
— Пока не могу. Скажите мне, ваш муж имел при себе большую
сумму денег?
— У него с собой всегда было немного денег на случай
непредвиденной ситуации, но он полагался на туристские чеки компании «Америкэн
экспресс».
— Вы не помните, миссис, он записывал номера чеков,
имевшихся у него дома?
Она задумалась, потом вспомнила, что у них есть небольшая
черная книжка, в которой, помнится, муж делал какие-то записи.
— Принесите эту книжечку, — попросил я, — и помните, что я
звоню из другого города.
— Одну минутку, Дональд, — сказала Дафни с удивившей меня
фамильярностью, как будто называла меня по имени всю мою жизнь. Она вернулась к
телефону, тут же прочла мне ряд номеров.
Выяснилось, что у Малкольма Бакли на счету оставалось
пятьсот долларов непогашенных чеков достоинством от пятидесяти до двадцати
долларов.
Я поблагодарил, сказал, что мое расследование продвигается,
и повесил трубку прежде, чем она успела что-то произнести. Потом я сделал еще
несколько звонков в другие города.
Один из моих друзей в полиции согласился связаться с банком
«Америкэн экспресс» и проверить, не получал ли кто-нибудь деньги в течение
последних десяти дней по чекам с номерами, которые были у Бакли.
Когда полиция хочет, она быстро добывает информацию, а банк
«Америкэн экспресс» всегда отличался высоким уровнем эффективности.
После позднего неспешного завтрака я просмотрел газеты, сидя
в холле своего мотеля, потом позвонил приятелю в полицию и сообщил, где меня
можно найти. У него уже была нужная для меня информация: один из чеков на
пятьдесят долларов был погашен в Рино, штат Невада.
Была глубокая ночь, когда я, почти без приключений, если не
считать небольшой поломки машины, приехал в Рино. Казино, в котором был погашен
чек, сверкало и горело всеми цветами радуги. Оно было одним из самых дорогих, с
огромным количеством игральных аппаратов. У женщин особенным успехом
пользовались так называемые «однорукие бандиты». Сотни игровых автоматов, в
которые надо было бросать монетки достоинством в пять, десять, двадцать пять и
пятьдесят центов и даже серебряный доллар, были уже заняты игравшими, так что
найти свободный было не просто.
Многие игроки абонировали их сразу по два, опускали монету,
дергали «бандита» за руку и быстро передвигались к соседнему аппарату, делая то
же самое, потом бросались к первому, когда цифры щелкали и выстраивались в
строчку. Одна женщина играла одновременно даже на трех машинах по десять центов
очень ритмично и проворно. Если бы ей пришлось на фабрике стоять вот так у
конвейера целый день и работать в таком ритме, она бы очень скоро могла
очутиться с нервным расстройством в больнице. Здесь же шла игра, и она явно
получала удовольствие.
Я осмотрелся по сторонам. Кроме автоматов, здесь были
рулетка, блэкджек, кости, колесо фортуны, что-то еще…
Народу собралось очень много, то и дело слышался серебряный
плеск монет, стекающих небольшим водопадом в металлические чашки около тех, кто
выиграл.
Монетки звонко падали в прорези автоматов. Я поднялся по
эскалатору на второй этаж, потом на третий. Вот это было местечко, на него
стоило взглянуть! Машины стояли повсюду. Нарядные куколки, с острым, все
замечающим взглядом, хорошенькие, с прекрасными фигурами, сновали между
играющими, предлагая монетки, хранившиеся в специальных раздаточных
устройствах, которые висели у них через плечо.
Я разменял у одной из них пять долларов на четвертаки.
Молодая женщина положила мои пять долларов в кармашек специального устройства,
на что-то нажала, и каскад четвертаков посыпался ей в ладонь. Она протянула их
мне и, улыбнувшись, пожелала удачи.
Я играл минут двадцать, пока у меня не остались последние
четыре монетки. Тут я увидел автомат, в котором было маленькое стеклянное
окошечко, с надписью: «Видение разведчика, двадцать пять центов».
Я бросил одну монетку и приник к окошку. Сначала там было
темно, но постепенно светлело, и я увидел прекрасную диораму с горами на
горизонте. Начинался рассвет, небо темнело, принимала красноватый оттенок —
всходило солнце. Свет становился все ярче, и на переднем плане появилась фигура
голой девушки.
Я понимал, что она была сделана из воска, или пластика, или
из чего-то еще, но выглядела абсолютно живой. Казалось, она лежит в каких-то
двух метрах от меня, и на ней ничего не было, кроме красного платка,
повязанного вокруг талии.
Свет стал еще интенсивнее, живая плоть приобрела четкие
пропорции. Откуда-то подул ветер, красный платок взлетел, но свет постепенно
стал уходить, и все погасло.
Это был шедевр иллюзии. Я бросил еще четвертак и посмотрел
все действо с начала до конца. Хотел было бросить третий раз, но передумал и,
не успев повернуться, услышал за спиной приятный женский голос:
— Так быстро закончили?
Возможно, это была одна из тех, которые приезжают сюда для
получения развода. По законам штата Невада, вы могли спокойно развестись со
своим супругом, прожив шесть недель на земле штата. Развод вы получали быстрый
и окончательный, обжалованию не подлежащий. Как только он входил в силу, обе
стороны могли снова вступать в брак.
— Что-то здесь не так с освещением, — сказал я. — Она
исчезает в самый напряженный психологический момент.
— Плохо, — засмеялась женщина. — Может быть, это происходит
оттого, что вы бросаете всего двадцать пять центов?
— Боже мой, я просто об этом не подумал… но здесь щель
слишком мала, чтобы бросить что-нибудь крупнее.
— А пятьдесят центов? — удивилась она.
— Или бумажку в двадцать долларов? — предложил я.
— Я поговорю с управляющим об этом. Вы играли на машинах?
— Играл. А вы?
— И я.
— Почему же перестали?
— А вы?
