– Привет. – несколько глухо произнёс он, когда заметил, что Юля присела поодаль.
– Привет. – Юля старалась не смотреть на него, иначе сердце начинало ухать, на лице проступали красные пятна и ей было тяжело дышать. Любовь к Диме всё ещё властвовала над её разумом.
– Вроде снова вместе работаем. – пожал он плечами.
– Поэтому нам необязательно общаться вне съёмочного процесса. – излишне жёстко ответила Юля и углубилась в чтение сценария.
– Злишься на меня?
– Нет. – Юля вскинула на него глаза. – Я тебе благодарна, потому что пока бы я вытягивала из трясины тебя, то утонула бы сама. А сейчас позволь, я в роль войду. – отрезала девушка.
Она видела, как подрагивают кончики пальцев, чувствовала, как слёзы скребут горло, и предательски трясутся ноги. Сейчас Юля увидела его и готова была в одну секунду забыть все обиды и измены, лишь бы обнять Диму и никогда больше не отпускать. Она прекрасно понимала, что ей не хватает в жизни только его.
– Здравствуйте, Юля! Наконец-то вы здесь. – послышался голос благородного дарителя, Юля подняла глаза и вдруг разрыдалась.
Слёзы, как назло, лились без остановки, Юля прекрасно понимала, что со всех сторон на неё смотрят люди, но не могла остановиться. И вдруг в голове стало легко и всплыл текст из сценария, который нужно было сыграть на таких же эмоциях. Девушка повернулась в сторону Димы и проговорила:
– Ты оставляешь сейчас всё! Наше прошлое, настоящее и даже будущее! Ты кидаешь в яму безвозвратности даже наших детей! Ты – предатель!
– Юля, каких детей? – ошарашенно спросил Дима, обернувшись на её крик. – У нас нет детей.
Девушка нащупала на столе салфетки, промокнула глаза и проговорила:
– По сценарию есть. И хорошему актёру не нужна команда «мотор», чтобы он вспомнил текст.
Ей аплодировали даже техники по свету и массовка. Краткий монолог был настолько ярким и убедительным, что сначала никто даже не подумал, что девушка исполняет сцену из фильма. Все смотрели на Юлю и Диму на волне их недавних отношений и тоже восприняли этот эпизод как личный.
– Юля, вы сногсшибательно талантливы! – с придыханием произнёс режиссёр. – Поверите или нет, но я растерялся в первые секунды. Даже не вспомнил свой текст.
– Сценарий тоже ваш? – растирая чёрными полосами туш по щекам, проговорила девушка.
– Да! И я счастлив, что нашёл идеальную актрису.
– Гримёры! – вдруг зычно выкрикнула молодая дебелая девица, крутившаяся всё время рядом. – Девочки, приведите актрису в нормальный вид. – она вдруг протянула Юле руку. – Я Лера, второй режиссёр. Если что, обращайтесь.
Юля смотрела на происходящее вокруг и у неё в душе ворочалось нехорошее чувство, как будто что-то должно произойти. Непоправимое и неизбежное.
***
Весенняя погода перестала радовать тёплым солнышком и с самого утра, кроме шатающегося по улице колючего ветра, хлестал ещё и холодный дождь. На Катю навалилась тяжёлая депрессия и вставать по утрам ей помогали только крики детей, которые с гиканьем носились по участку или сидели возле неё и дурачась пели на одной заунывной ноте:
– Мам, вставай! Мам, вставай!
Катя вздыхала, проглатывала бурлящие в горле слёзы и шла на кухню готовить завтрак. Женщину удручала постоянная сырость, зудящий в носу неприятный запах затхлости, особенно бесили выцветшие занавески. Наверное, потому что в квартире остались, купленные полгода назад, шикарные кухонные ролл-шторы, на которые она откладывала деньги чуть ли не полгода. Впрочем, там в квартире, в которой она выросла, где воспитывала потом и своих детей, осталась вся её жизнь.
Почувствовав приближение нового приступа, Катя стала собирать на стол, открыла холодильник и сразу вспомнила недавнее вечернее явление странного товарища. Владелец магазина приехал поздно вечером, вытащил из машины две огромные сумки с продуктами и, забрав костюм, почти сразу уехал. Они успели с Катей перекинуться только парой слов, и она поняла, что это остатки товара из местного продуктового, оставленные ему в счёт погашения аренды. Отказываться в Катином положении от такой помощи было глупо, поэтому она разобрала сетки и поняла, что, наверное, недели две можно шиковать. Вот и сегодня на сковороде сыто шипела маслом яичница, румянились нарезанные кусочками сосиски и очень оживлял натюрморт мелко нашинкованный укроп, который Катя выращивала в горшочке на подоконнике.
Катя вышла на улицу и подумала, что если дождь будет продолжаться ещё несколько дней, то им срочно понадобится лодка.
– Зоя, Тошка, пошли завтракать.
Пока дети воевали за место у окна, Катя раскладывала яичницу по тарелкам, косилась на полку, где в банке на самом дне ещё были остатки кофе и мечтала о большой порции латте с шоколадным молоком. Ей казалось, что именно любимый напиток даст ей силы вернуться в реальный мир, потому что сейчас она делала всё на автомате, почти не различая, как проходят дни. Всё слилось в единую недвижимую серую массу, которая цепко держала Катю в своём плену и женщине казалось, что теперь так будет всегда. По утрам она будет просыпаться с головной болью, тошнотой и жутким раздражением, потом около часа заставлять себя встать с кровати, и после этого ползти что-то делать.
– Мам, почему ты не ешь? – в её размышления вдруг ворвался строгий голос сына.
– Я ем. – пожала плечами женщина и подняла чашку с жидким кофе.
– Мама, это не еда.
– Просто не хочу. – Катя пожала плечами и глянула в окно на низкое сизое небо, которое отнюдь не выглядело весенним.
– Я тогда тоже не буду есть. – твёрдо заявил Антон и демонстративно отодвинул тарелку.
Катя покачала головой и, подцепив кусочек яйца с его тарелки, положила в рот. В следующую секунду Катя сорвалась с места и опрометью кинулась в сторону туалета. Воткнув ладони в стены, Катя корчилась над ведром для мытья пола, её трясло, холодный пот заливал глаза, а самое ужасное было в том, что мозг сверлила одна-единственная мысль.
Когда Катя была беременна Антоном, потом Зоей всё проходило по одному и тому же сценарию. Первый триместр был кошмарен, второй ещё хуже, а потом, после двадцати недель лютого токсикоза, наступало затишье. Но это всегда был лёгкий штиль перед бурей. На последних днях срока были частые схватки, возвращалась тошнота, изжога, жутко отекали ноги, в общем, то ещё веселье. И если учесть, сегодняшнее положение дел, то перед Катей открывалась чёрное жерло безнадёжности. Она со стопроцентной уверенностью могла сказать, что ждёт ребёнка.
Шатаясь женщина выбралась из пристройки, которую когда-то отец переоборудовал под санузел и пошла в свою комнату. У неё не было сил сидеть, говорить, ей казалось, что она не может даже дышать. Происходящее вокруг было словно специально организованный для неё ад.
Катя рухнула на кровать, провалилась в липкую паутину сна и открыла глаза, только когда вечер уже полностью опустил занавеси и стало темно. Кутаясь в старую мамину кофту, женщина выбралась на кухню и удивилась тишине в доме. Везде было темно, и только из-под двери в детской пробивалась полоска света.
