Ксения задумчиво поиграла вином в бокале, потом взглянула к Владу в глаза и произнесла:
– Ну, самое печальное будет, когда придётся разъезжаться, если всё развалится. А то живём-то рядом. – она улыбнулась. – А если серьёзно, то я согласна. Знаешь, время летит с такой скоростью, что иногда не успеваешь оглянуться, а самые ценные минуты своей жизни ты упустил.
– Тогда по вечерам будем заниматься переездом! – Влад легонько коснулся своим бокалом её. – Спасибо, что ты всё больше укрепляешь мою веру в то, что ты та самая, кого я так долго искал. Не то чтобы искал, просто знал, что где-то она рядом. А оказалось совсем рядом.
Их разговор прервал телефонный звонок. Влад подобрался, он говорил быстро краткими, рублеными фразами. Повесил трубку и вздохнул.
– Пакуй чемоданы! – он закупорил вино. – Через час за нами заедет транспорт. Срочный вылет, будем уже на месте и учить, и организовывать, и людей спасать!
– Что случилось? Ох, мы же выпили.
– По глотку. Лететь несколько часов, успеешь подремать.
Влад встал, прильнул к женщине долгим поцелуем и сказал:
– Надо ехать! Но меня радует, что не нужно с тобой расставаться.
***
Марина проснулась с болью в пояснице, шею было не повернуть, потому что всю ночь ветер свистел через щель между подоконником и окном, а на лице легла лёгкая пыль от штукатурки, которая сыпалась с потолка.
Кое-как собрав себя, женщина потрясла головой и поморщилась, потому что голова почему-то тоже болела. Потом она вспомнила, что вчера после её приезда, общения с детьми, праздничного концерта и раздачи подарков, местная заведующая позвала её к себе в кабинет, и они за рюмочкой коньяка проговорили полночи. Директриса оказалась потрясающей женщиной, филологом, местной уроженкой. У Зинаиды Григорьевны случилось великое горе, утонул сын и после этого, утопив невыносимое страдание в алкоголе, она сумела выправиться и пришла работать в детский дом. Ей казалось, это единственным выходом. Дети полюбились и стали родными, душа болела за каждого, а мальчишки и девчонки отвечали ей тем же. Единственное, что печалило женщину, это отсутствие возможности даже малейшего ремонта. А также невозможность вывозить детей на экскурсии и просто поглазеть на то, как живёт столица.
Марину определили на постой в то помещение, где раньше ночевали круглосуточные нянечки, но из-за недостатка средств и сокращение штата теперь Зинаида Григорьевна исполняла не только роль директора, она даже переехала жить сюда, потому что не видела смысла мотаться в соседнюю деревню домой, да и дети всегда были под её присмотром.
Марина вышла в коридор, глянула в окно и её взгляд порадовали весёлые и румяные лица детей. Заведующая, как и говорила, каждое утро проводила с ними тренировку на улице. В любую погоду, исключение составляли те дни, когда шёл проливной дождь или был лютый мороз.
Марина пошла дальше, в ту сторону, где располагались общие душевые. Проходя по одному из коридоров, она заметила в раскрытую дверь сидящую на кроватке фигуру мальчишки. Он молча смотрел в окно. Женщина тихо вошла в комнату и остановилась на пороге.
– Привет. А почему ты не занимаешься? – приветливо сказала она.
Но мальчик даже не пошевелился. Марина сделала попытку подойти ближе, но вдруг её кто-то мягко взял за руку. Позади неё стояла Зинаида и показывала знаками, чтобы Марина отправилась за ней.
– Пойдёмте, милая Марина, пить кофе. Он у меня паршивый и растворимый, но без чашки кофеина день не день. А я вам расскажу за завтраком о нём. – предупредила она вопрос женщины. – У нас есть полчаса. Воспитательница и кухарка отпускают меня кофейничать. А потом у меня урок по литературе. Знаете, Марина, как оказывается можно увлечь детей поэтикой? Это что-то невероятное! Такие малыши, а слушают, открыв рот.
Открыв дверь в свою комнату, директриса ткнула кнопку чайника и предложила Марине присесть.
– А эта юная душа появилась у нас месяца три назад. С тех пор не произнёс ни слова. Ещё бы, мать на его глазах убили. Паразитируют же такие нелюди в этом нашем пространстве и не только отравляют свой дар жизни, но ещё и сеют исключительное зло вокруг. Вам молоко и сахар предложить?
Марина согласно покивала.
– Я, знаете ли, завтракаю в двенадцатом часу, а сейчас только кофе, – она сделала хитрый взгляд, – ну и маленькая радость жизни, шоколадочка и сигарета. Последнее пагубно, но что делать!
Раскрыв шуршащий фантик, женщина разлила кипяток по щербатым чашкам и продолжила:
– Так вот, с каждым днём с ужасом жду комиссию! Приедут, заберут моего мальчика, повесят на него ярлык и пойдёт он тянуть свою лямку одиночества, страха и унижения этой жизнью. – Зинаида глубоко затянулась дешёвой сигаретой и помотала головой. – Нет, Мариночка, нет. Не дадут оставить.
Марина слушала красивую речь этой женщины, с морщинистым не по возрасту лицом и прокуренным до хрипоты голосом и поражалась, что в такой неприглядной оболочке живёт такая красивая душа. Зинаида допила кофе, вздохнула и улыбнулась.
– Ну что, уже сегодня отбудете? Или ещё денёк с нами? – спросила она.
– Я очень хочу остаться, но пока не знаю. – Марина пожала плечами. – Я позвоню, – она задумалась, – мужу, состыкую свои планы с ним и сразу скажу. Я не мешаю вам?
– Милая моя, своим появлением вы раскрасили здесь даже воздух!
Они вышли на щиплющий морозом воздух, через окна столовой было видно, что дети ещё завтракают, и женщины на минуту остановились. Вдруг сбоку подошёл грузный мужчина в измазанном краской халате.
– Зинаида Григорьевна, гони тыщу! – вместо приветствия сказал он.
– Голубчик! Это моветон, обсуждать дела денежные при гостях.
– Я словей таких не знаю, но тыщу гони, потому что иначе крыша просядет и библиотеке твоей хана.
– Марина, отойду ненадолго, дела хозяйственные. – улыбнулась Зинаида и протянула руку вперёд. – Идёмте, мой неугомонный друг, не будем утомлять вашим слогом несведущее ухо.
Марину позабавило их общение, она ещё минуту понаблюдала за странной парочкой и отправилась звонить Северино, от которого не получала вестей со вчерашнего дня. В телефонной трубке снова отозвалось молчание, и теперь Марина стала по-настоящему переживать. Она позвонила секретарю Северино, потом его сестре, но, к сожалению, никто не отвечал. Марина присела на качели, смотрела на непонятно на чём держащееся строение, где жили сироты, и её захлестнуло какое-то чувство тоски. Конечно, она уже приняла решение, что поможет деньгами и если Северино будет не против, то они построят для детей новый удобный дом. Но ей было печально от того, что вчера на неё смотрели детские глаза с абсолютно не детским взглядом. Она просто не понимала, как удавалось Зинаиде тянуть весь этот караван, причём содержать всё в исключительной чистоте, опираться на поддержку людей из посёлка, которые постоянно делились с детьми то урожаем, то молочными продуктами со своих дворов, то дровами для отопления.
