Президент и не подозревал, что секретарь СНБОУ в настоящее время находится в Мариуполе и поднимает войска на мятеж. А с юга — к Киеву движутся вооруженные до зубов банды неонацистов и наемников из Днепропетровска, численностью несколько тысяч человек. Это была личная армия Днепропетровского паханата — крупной и мощной олигархической группировки, находящейся в серьезном конфликте с президентом. Они были вооружены лучше, чем Нацгвардия и обучены американскими инструкторами и десантниками, прошедшими зону АТО и Донецкий аэропорт. У них были винтовки калибра 12,7 и 14,5, крупнокалиберные пулеметы, минометы и реактивные гранатометы. Вместе с ними было до двухсот человек профессиональных наемников — американцев, поляков, англичан, колумбийцев.
Собраться удалось не сразу — долго не было министра МВД. Когда он прибыл — оказалось, что машину министра в городе обстреляли из автоматического оружия. Сам по себе — очень тревожный факт.
Министры доложили о начале работ по блокированию Майдана, в город были введены подразделения КОРД, Сокол и Альфа — соответственно, два МВДшных и СБУшный спецназ. Плюс в городе были подразделения Национальной Гвардии. Все до тошноты напоминало события трехлетней давности, только на сей раз — сразу кровь.
Но пока еще страха не было — было понимание того, что ситуация под контролем, что все не более серьезно, чем тогда, в августе, когда при голосовании по вопросу внесения изменений в Конституцию в правоохранителей, охранявших Раду — бросили боевую гранату и погибли четверо. Даже несмотря на то, что от Банковой до Майдана менее километра по прямой — страха не было. Пока — не было…
Оставшись один — президент полез в ящик рабочего стола — там всегда была фляжка с горячительным. Но — тут же передумал, толкнул ящик обратно, невидящими глазами уставился в стену, словно ища там ответы на вопрос, который он страшился честно задать даже себе самому…
Кто он? Предатель Украины или ее спаситель? Герой или негодяй?
Надо сказать, что он не был ни предателем, ни патентованным злодеем. Просто — он объективно не соответствовал той исторической реальности, в которой находилась Украина и ее народ. Если бы его избрали следом за Кучмой, его, а не сибаритствующего интеллектуала, в жизни не создавшего ничего, ни бизнеса, ни нормальной семьи, ни политической силы (только проблемы… создавать проблемы он был мастер, этот человек) — скорее всего, не было бы того непроходящего кошмара, в котором вот уже долгие годы жила Украина.
Он был неплохим выбором — для мирной страны и нормального, не расколотого перманентной гражданской и социальной войной, озлобленного и опущенного общества. Бизнесмен, олигарх — но это значило то, что он создал что-то своими руками, давал работу людям, знал, что деньги берутся не из тумбочки, и не из печатного станка. Значительная часть бизнеса находится в России — что ж, это обещало передышку, а может и мир в бессмысленной и безумной холодной войне, которую Украина вела против России, и которая большинству украинского народа не принесла ничего кроме горя и нищеты. Прихожанин Московского патриархата — это давало надежду на мирное завершение трагического церковного раскола, на то, что христиане, наконец, станут христианами, и вспомнят, что Бог завещал любить, а не ненавидеть. Семьянин, четверо детей — может, вспомнит о нуждах простых украинцев с детьми, которым нужен не украинский язык, не перемога — которым нужно накормить детей, вырастить их, поставить на ноги — и не для того, чтобы потом получить похоронку.
Но, увы. Не смог он по-настоящему подняться над политической грызней, не хватило у него политической воли — ни для того, чтобы прекратить войну, ни для того, чтобы победоносно ее завершить.
Он хотел, чтобы в противостоянии с Россией победила Украина — но не был готов на крайние меры. От него требовали аналога хорватской операции Буря — стремительной атаки на сепаратистские территории, максимально жестокой их зачистки — но он не отдал такого приказа, потому что понимал: за содеянное придется отвечать. И отвечать — придется лично ему. Причем отвечать придется и в случае победы и в случае поражения — которое при лобовой атаке на сепаратистов, поддерживаемых российской армией более чем вероятно. Те, кто требовал от него Бури — не знал, или не хотел знать, что хотя Хорватия и одержала блистательную, кровавую победу — первый президент Хорватии Франьо Туджман поплатился своим постом и едва не угодил под трибунал. Его просто не переизбрали. Хорватия шла в Европу, а в Европе не место тем, кто отдавал приказы об этнических чистках. Туджмана отправили в политическое небытие, а кое-кто из хорватских генералов — попал под Гаагский трибунал. И это при том, что с Туджмана взять было нечего, так — отставной милицейский генерал. А он — олигарх, с миллиардным бизнесом. С него — можно взять.
Оказавшись перед потребностью заканчивать войну, и понимая, что заканчивать ее победой невозможно — он начал действовать так, как действовал всегда в таких ситуациях — договариваться. Подал сигнал «я свой», сигнал услышали. Путин — готов был договариваться и условия выдвигал, в общем-то, приемлемые. Ему самому — тоже надо было наводить в стране порядок. Он не хотел каждый свой шаг согласовывать с олигархами — в конце концов, он президент или нет? И он не хотел зависеть от толпы.
В своей политике — он сознательно старался не принимать стратегических решений — чем грешил крестный его дочерей, третий президент Украины. Но так получилось, что принимая одно за другим решения тактические, он принял решение стратегическое. И решение это было — быть вместе с Россией.
Не получалось по-другому потому что.
Жестокие и непреклонные законы экономики — Россия нуждалась в украинской продукции, например, в вертолетных, в судовых турбинах, в военной электронике — а Украина нуждалась в российской продукции. А больше — в украинской продукции не нуждался никто. Нет, они, конечно продавали — зерно, уголь, сталь. Но в сложной, уникальной украинской продукции, продукции, ценам килограмма которой подчас дороже килограмма золота — нуждалась только Россия. И — хоть как.
Только Россия могла реально решить проблему сепаратизма. И никто другой. И никак иначе. Запад — мог вводить санкции, что-то требовать, давить. Но только Россия реально присутствовала в конфликтной зоне и могла реально модерировать ситуацию. Запад — мог воздействовать только словами. Россия — делами.
Только Россия могла давать работу обнищавшему, оголодавшему украинскому населению. Запад — мог сколько угодно хлопать по плечу и говорить о демократии — но работы для украинцев у него не было. Денег для Украины — тоже. Напуганная и обозленная беженцами Европа — не готова была принимать на себя ответственность еще и за сорокамиллионную Украину. А если Россия закроет границы и выдворит всех украинских гастарбайтеров — произойдет социальный взрыв. К этому все и шло — после оставившей страну без тепла блокаде ОРДЛО, санкций по банковскому сектору и очередного повышения тарифов ЖКХ.
Наконец, только Россия могла понять его и посодействовать в режиме укрепления личной власти. Запад — этого сделать не хотел и не мог, он всегда выстраивал систему сдержек и противовесов. По-русски это называлось «ни туда, ни сюда».
