Соня едва узнала бабулю без привычного пухового платка. Только она собиралась ответить, как из сумки раздалось призывное «Мяу!», и старушка побежала к лестнице. Собравшиеся у кабинетов люди неодобрительно посмотрели ей вслед, приговаривая, что это не ветлечебница, куда можно таскать котов. То же самое думал и Ромашкин, готовясь отнестись к очередному пациенту с должным вниманием.
– Быков, – прочитал он вслух фамилию сидевшего перед ним пациента, – и на что же мы жалуемся?
– На рога, – ответил Быков и указал на голову.
– Понятненько, – процедил Ромашкин, – и этот туда же. Значит, вам кажется, что у вас растут рога?
– Уже не кажется, доктор, они действительно растут.
Ромашкин с Аделаидой склонились над головой пациента и обнаружили два прыщика, размерами и окраской удивительно похожие на рога.
– Надо же, – удивился терапевт, – какая патология. И когда вы их обнаружили?
– Вчера в постели.
– С кем спали? – машинально поинтересовался Ромашкин.
– С женой, – махнул рукой Быков.
– Возможно, перебрали с сексом, – задумался Ромашкин. – Или вы, или она…
– Что вы! Она у меня в этом смысле ни мычит ни телится.
– А на стороне? – продолжал допытываться доктор, пытаясь выяснить полную картину не известного до сих пор науке заболевания.
– Есть пара-тройка крепких телок, но все в меру, – честно признавался Быков.
– Так. Какой рацион соблюдаете? – Ромашкин сел за стол и принялся что-то записывать в карточку больного.
– Диету, доктор. Чтоб похудеть. Вместе с женой. Утром овсянка, вечером проросшая пшеница.
– Так и запишем «зерновые». А поменять не пробовали? К примеру, употреблять силос?
– Не пробовал. Жена уперлась рогами и копытами – овсянка и все! А вы считаете, что силос лучше?
– Как знать, как знать. В вашем случае трудно что-то определенно сказать.
Аделаида на заднем плане давилась от смеха и крутила своим пальцем у виска. Но Ромашкин представления не имел, что ему делать дальше, и продолжал задавать первые попавшиеся вопросы.
– Спортом занимаетесь?
– Не могу. Вот.
Пациент снял ботинок с носком и показал мозолистую ножищу.
– А, ну да, – догадался Ромашкин, – копыта.
– Бычьи, доктор. Помогите!
– Странно, – протянул Ромашкин, – очень странно. Хорошая ортопедическая обувь, а такая патология! Чего еще необычного у себя замечали?
– По вечерам тянет мычать, есть траву, гонять жену и тещу, – обрадовался вниманию Быков.
– Ну, голубчик, – согласился Ромашкин, – последнее вполне нормально.
Аделаида обиженно поджала губки.
– Особенно когда одна из них повязывает красный шарф, – доверительно добавил пациент.
Ромашкин задумался. Ему в очередной раз попались «тараканы». Главврач его предупреждал, что участь врача в районной поликлинике – это не сладкая доля зубопротезиста.
– Я выпишу вам мазь, – решил Евгений, – станете смазывать все деформированные места три раза в день, признаки отпадут сами собой. И дам направление в область.
– Все не надо, – Быков принялся расстегивать штаны. – Этот хочу оставить!
– Не надо снимать штаны! – воспротивился Ромашкин, но было поздно. – О! Натуральный…
– Бычий, доктор. Помогите.
Аделаида пожалела, что оказалась за спиной и не увидела потрясающего зрелища. Ромашкин встал и заслонил собой Быкова, который долго не мог справиться с молнией.
– Что принимали-то? – усмехнулась Аделаида.
– Пилюли под названием «Поднимем и мертвого», – смутился Быков.
– Ясно, – подвела итог медсестра, – побочная реакция. Советую сменить пилюли, диету, жену и телок.
Ромашкин устало опустился на стул и протянул пациенту рецепт. Когда за ним закрылась дверь, он попросил Аделаиду сделать небольшой перерыв, чтобы отдохнуть от ужасов ветеринарии.
– Если сейчас зайдет бегемот, я уже не удивлюсь, – заявил он.
Но все же удивился, хотя вместо бегемота вошла Соня.
Она помнила, что должна это сделать эффектно, поэтому и задержалась в дверях. Но стоять осталось лишь тело, зацепившееся хлястиком пиджака за дверную ручку. Правая нога вначале по инерции продолжила запланированный путь, но дернулась и скинула туфлю. Шпилька сделала необычное сальто через Ромашкина и приземлилась точно в том месте журнала, где должна была стоять подпись врача.
Евгений оторвал взгляд от бумаги и посмотрел на Соню.
– Пардон, мадам! – он, оценив обстановку, кинулся вместе с туфлей к дверям и заговорил на французском языке, которого никогда в жизни не знал.
– Мадемуазель, – кокетливо поправила Соня, поймав на себе злобный взгляд медицинской сестры.
– Мамзель, – поправил себя Ромашкин, приседая и беря в руку Сонину ногу в черном чулке. Он аккуратно надел туфлю и провел девушку к стулу. Но вдруг, как будто в нем что-то перещелкнули, вместо стула усадил ее в обшарпанное, но все еще сохранившее следы презентабельности кресло. Предназначенное, между прочим, для медицинской сестры.
– Сидаум плис, – криво улыбнулась Аделаида.
– Мерси! – ответила ей Соня и плюхнулась в кресло, сверкая сетчатыми коленками.
– Раздевайтесь! – скомандовал Ромашкин, действуя, как и Сонина нога, по инерции. Но, поймав на себе едкий взгляд Аделаиды, одернул себя и ласково поинтересовался:
– И на что мы жалуемся?
– На СВИНЬЮ! – выдохнула Соня.
– О! Нет! – Ромашкина перекосило.
– И что же у нас, – продолжила вместо доктора Аделаида, заслонив Ромашкина от Сони спиной, – пятачок болит? Или хвостик в спиральку не закручивается? Пройдемте-ка в соседнее помещение.
Соня поняла, что проиграла. Но почему? Хотя анализировать она не могла по той простой причине, что голос, каким ее позвали в соседнее помещение, не обещал ничего хорошего. Однако Ромашкин пару раз кашлянул Аделаиде, и та, прижав Соню к стене, только прошипела:
– Симулянтам у нас не место! Идите к другим врачам!
И Соня выскочила из кабинета как ошпаренная. Очередь возбужденно зашумела. Соне не хотелось выставлять себя симулянткой, и она поспешила оправдаться:
– У меня глаза болят, а он – не окулист.
– Ага, ага, понятно, милая, понятно, – противно закивала дама, сидевшая рядом с кабинетом хирурга. – Окулист у нас на втором этаже.
Соня от души пожелала, чтобы хирург что-нибудь отрезал вредной тетке, и пошла на второй этаж.
Окулистом был семидесятилетний Иван Иванович, который за годы своей практики настолько узнал пациентов, что уже не ожидал от них ничего хорошего. Он каждый год готовился уйти на заслуженный отдых, чтобы посвятить себя науке, занимаясь углубленным изучением человеческой психики, но его отговаривали. И Иван Иванович пытался изучать эту самую психику на рабочем месте. Поэтому, когда в его кабинет влетела взбудораженная девица в рюшах и пиджаке, принял это спокойно и рассудительно. Он, не торопясь, предложил пациентке сесть и снял очки с намерением протереть стекла и получше разглядеть пациентку.
