– Напрасно ты бросил играть, – сказал Нейт.
– Что? – Лежащий на кровати с водруженным на грудь планшетом Оливер поднял взгляд. Вытащил из ушей наушники.
– Я про гитару. Напрасно, говорю, бросил на ней играть.
– А. Да не знаю… По-моему, не мое.
– Тогда можно ее продать. Хорошая гитара.
– Я не хочу ее продавать, – нахмурился Оливер, снова уставившись в планшет.
Нейт поднял руки вверх, признавая поражение.
– Ладно, я просто подумал, может, тебе нужны деньги на карманные расходы… Это твоя гитара. Если она тебе нужна как декорация – никаких проблем.
Мальчишка ничего не сказал. Просто сидел, насупившись.
– Тебе еще что-нибудь нужно? – наконец не выдержал он.
– Просто хотел пожелать спокойной ночи.
– Ну так желай быстрее.
Значит, Олли все еще злится на него. Прошел уже целый день, а он по-прежнему злится. Черт возьми!
– Ну хорошо. Спокойной ночи, приятель.
– Угу.
Яростно уставившись в экран, Оливер стиснул планшет с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Лицо у него исказилось от боли.
– В чем дело? – встревожился Нейт.
– Просто смотрю «Ютьюб».
– Что ты там смотришь?
– Ничего. Просто… ну, геймстримера
[45]. «Бой-зона». Он играет… Ну, в «Чашека», короче
[46].
Этот канал был у Олли одним из самых любимых. А «Чашек»… Нейт предположил, что это какая-то игра. На самом деле Олли по большей части играл только в то, что у него на планшете, но ему чертовски нравилось наблюдать за игрой других. Нейт шутил, что тридцать лет назад отцы говорили своим детям что-то вроде: «В твоем возрасте я ходил в школу в снежный буран, в гору, отбиваясь от медведей!», а сейчас это превратилось в следующее: «В твоем возрасте мы сами играли в чертовы видеоигры! И нам это нравилось!»
Однако сейчас что-то явно было не так. Олли казался слишком напряженным, слишком возбужденным. Нейту было крайне неприятно так поступать, но он подошел к сыну, положил руку на планшет и развернул его к себе, не обращая внимания на протестующий возглас Оливера.
На экране был выпуск новостей Си-эн-эн.
Землетрясение. Семь баллов по шкале Рихтера. В Перу.
– Олли!
– Да, да.
– Олли!
– Да! Ладно. Я знаю, что мне не надо смотреть новости. – У Олли покраснели уши. Планшет в руках задрожал. – Там пострадали люди. Я видел одну девочку, всю в пыли и… и в крови, она оплакивала своих родителей. Люди, оказавшиеся под завалами обрушившихся зданий, просто кричали, и ты можешь себе представить, каково находиться там, как это страшно, и что, если их никто не найдет, папа, что, если…
– Так, хорошо, я все понимаю.
Нейт мягко отобрал планшет у сына из рук. Он не прилагал усилий, Оливер сам отпустил планшет.
– Эти люди…
– Приятель, просмотром ты им все равно не поможешь. Сейчас ты ничем не можешь им помочь. Не нужно быть губкой, впитывающей все это.
Нейт уверенно ожидал, что эти слова вызовут гневный отпор, – однако воинственный настрой Олли погас, словно мальчишка испытал облегчение, услышав, что ему незачем быть свидетелем происходящего.
– Быть может, завтра переведем пару долларов на благотворительность? В ЮНИСЕФ
[47], в какой-нибудь детский фонд… но только не в Красный Крест
[48].
– Конечно, Олли, конечно.
Поцеловав сына в лоб, Нейт направился вниз по скрипучей лестнице. Спустившись в коридор, он услышал за спиной кое-что – приглушенное звучание гитарных струн.
Оливер снова играл на гитаре.
Нейт рассудил, что это маленькая, но очень важная победа.
Он прошел в спальню и застал там жену, склонившуюся над небольшим чемоданом, собирающую вещи. И вот так запросто ощущение победы лопнуло, словно мыльный пузырь.
– Мэдди, – тихо промолвил Нейт.
Он понял, что происходит.
Он не знал, чем это вызвано, но понимал, что происходит.
Жена. Собирающая свои вещи. Она уходит от него.
– Никуда я от тебя не ухожу, – сказала Мэдди. – Я вижу выражение твоего лица, но это совсем не то, что ты подумал, так что сбавь обороты, хорошо?
– Хорошо, – пробормотал Нейт, стараясь взять себя в руки. – Но ты ведь правда собираешь чемодан. Ни с того ни с сего. Ведь мы не ругались…
– Я уже сказала, я от тебя не ухожу. К тому же, если ты обратил внимание, чемодан маленький. Если б я хотела от тебя уйти, то взяла бы из кладовки здоровенный, твою мать, и побросала бы в него все что только можно. – Мэдди пристально посмотрела на него. – А все твое дерьмо было бы во дворе. Обоссанное.
– Я рад, что этого не произошло. По самым разным причинам.
– И я тоже. В любом случае столько мочи́ во мне не наберется, даже если я очень на тебя разозлюсь. – Она помолчала. – Утром мне нужно кое-куда съездить.
– Ты же знаешь, что в эти выходные у нас… вроде как Хеллоуин. Осталось всего три дня, Мэдс.
Мэдди ничего не сказала. Тогда Нейт спросил:
– Ладно. У этого «кое-где» есть название или хотя бы географические координаты?
Мэдди на мгновение напряженно застыла, ухватившись за чемодан – словно опасаясь в него свалиться.
– Мне просто нужен один день.
– Это не ответ. Мэдди, куда ты уезжаешь?
Она по-прежнему колебалась.
– Я должен знать, как с тобой связаться на тот случай, если что-то случится. И где ты будешь.
– Возьму с собой телефон.
– Мэдди…
– Не могу сказать. Не могу об этом говорить. Я не… – Зажмурившись, Мэдди сглотнула комок в горле, раздувая ноздри. Словно всеми силами стараясь взять себя в руки. – Я даже не знаю, что это такое, но, пожалуйста, просто не трогай меня. – Она явно собралась напомнить мужу про должок, о котором они не говорили вслух. – Я поддерживала тебя во всем. В том числе терпела твое странное поведение в последнее время. И вот теперь твой черед поддержать меня. Поверить мне.
