– Ну… даже не знаю. Физически я в порядке, все переломы срослись, боль ушла. Хотя иногда ужасно болит голова. Кортни говорит, это последствия ментального удара. Не знаю, сколько это продлится.
– Боюсь, довольно долго. Ты едва не погибла.
Мы замолчали, оба думая об одном и том же.
Не погибла. Проклятые девочки не умирают.
– Как у тебя отношения с сестрами?
– Я… не знаю. Порой кажется, что они снова любят меня, как раньше. А порой я вижу в их глазах страх. Я очень много причинила им боли, вряд ли Кайла и Кортни когда-то по-настоящему меня простят.
– Они знают, что ты была больна. И знают, кто настоящий злодей в этой истории. Им нужно время, как и тебе.
– Да, возможно. Я рада, что они приходят. Кортни присылает десерты и шоколад, а Кайла – книги и рисунки от Стеллы. Они обещали нас познакомить. У Кайлы очень милый супруг. Он брат Жизель, и, хоть я ее почти не помню, мне немного стыдно перед ним. Может, я бы успела ее спасти, если бы так не старалась забыть о том, что делал папа.
– Тебя нельзя в этом винить, Ким. Ты сделала больше, чем смогла бы любая другая девушка. Ты даже не представляешь, сколько зла и насилия встречается во внешне благополучных семьях. Заслуженное наказание даже для одного такого монстра – огромная победа справедливости.
– Мне жаль твою сестру, – сказала я.
Кристина. Кристина Дельвего жила теперь только в нашей с Хантером памяти. Интересно, насколько придуманный моим сознанием образ совпадает с реальным?
– Интересно, каким был настоящий Карл Кордеро, – вырвалось у меня.
– Думаю, он бы мог стать хорошим человеком. Вы ведь его дети. Три очаровательные сильные девушки.
– Жаль, что Конрад не дал ему шанса. Так странно… Я до сих пор не знаю, как его называть. Отцом? Он никогда им не был. Конрадом? Мне кажется, он давно потерял себя. Разрушил собственную личность.
– Я думаю, все, чего он заслуживает, – это забвение.
– Это сложно.
– Знаю. Но ты справлялась и с более сложными задачами. Итак, давай отвлечемся от Конрада и вернемся к тебе. Что насчет Хейвен?
– Она ушла. – Я пожала плечами. – Просто ушла, и… Хантер, могу я кое-что спросить? Не для протокола.
– Конечно, – мягко улыбнулся он.
Герберт называл его подонком. Моя память говорила о том же, но измученная душа тянулась к нему, вспоминая тепло прикосновений и уверенность, с которой в этом кабинете он заставлял забыть обо всем.
– Кристина и Алан были плодом моего воображения. Твоим лечением, способом принять прошлое и разобраться в настоящем. Но Хейвен была другой. Кристина и Алан знали лишь то, что знаю – даже если забыла или не хотела признавать – я. Но не Хейвен. Она была сама собой.
Я облизнула пересохшие губы и повертела в руках четки, что подарил Герберт.
– Я много думала о Карле и Конраде. О ритуале, который совершил отец. Кайла уничтожила дневники, теперь память о ритуале навсегда утеряна. Но что, если Карл еще какое-то время был жив? Что, если твоя сестра поняла это? Это ведь звучало как бред, они расстались, когда ей было пятнадцать, и встретились спустя много лет, люди меняются до неузнаваемости, и я тому – живой пример! Так почему Кристина догадалась о том, что сделал Конрад? Может, Карл еще какое-то время был жив, заперт в собственном теле?
– Ким, – Хантер посмотрел на меня с сожалением, – не нужно об этом думать. Грехи и секреты Конрада останутся с ним навечно. Ты навредишь себе, если будешь копаться в темных ритуалах бессмертного безумца.
– Я думаю, что Хейвен была собой. Не моей галлюцинацией, а собой – это было ее сознание, душа, запертая в моем теле. Что-то пошло не так, когда я ее убивала. Мне передался ментальный дар отца, поэтому я выжила, и…
Из груди вырвался всхлип, такой отчаянный, что Хантер поднялся из-за стола и опустился рядом с креслом, где я сидела, на колени. Теплые ладони накрыли мои руки.
– Ким, прекрати об этом думать. Ты ничем не могла ей помочь, тебе самой нужна была помощь. Ментальная магия – очень сложная и противоречивая вещь. Вряд ли мы когда-то узнаем, была Хейвен результатом твоей болезни или реальным сознанием. И мой тебе совет, как пока еще твоего целителя: оставь мысли об этом. Научись жить без груза прошлого. Позаботься о себе, Ким, потому что только ты можешь это сделать.
Через силу я улыбнулась. Возвращаться к прошлому – это как расковыривать старую рану. Больно, страшно, но невозможно остановиться, это сильнее воли и доводов разума.
– Не могу поверить, что суд вот так просто меня выпустит.
Хантер фыркнул:
– Не так уж и просто, мне придется написать тонну бумаг! И я беру на себя ответственность, так что, если ты снова вляпаешься в проблемы с законом, я буду очень и очень зол. Что ты собираешься делать, Ким? После того как тебя отпустят. У тебя есть планы на жизнь?
Вопрос поставил в тупик. Планы на жизнь? Я никогда о них не думала.
Планов на смерть было много, а жизнь я никогда не считала для себя возможной. Даже играя с сестрами, убивая отца и превращая жизнь своей семьи в ад, в глубине души я знала, что плохим девочкам не положен счастливый конец. Хорошо, если у них есть хотя бы могила.
– Я хочу кое-что еще спросить.
– Я думал, ты сначала ответишь на мой вопрос, – улыбнулся Хантер.
Мне нравилась его улыбка. То, что он не скрывал за ней сущность. Не пытался казаться лучше, чем он есть.
– Чтобы решить, как жить, мне нужны ответы.
Показалось, он догадался, о чем я хочу спросить, потому что напрягся, – и это дало надежду. Почувствовав боль в запястьях, я ослабила хватку – от волнения я вцепилась в четки с нечеловеческой силой.
– Хорошо. Спрашивай.
– Мне сложно отделить реальные воспоминания от видений. Речь не о Хейвен. О том времени, когда Алана и Кристины не существовало.
Я запнулась, не решаясь продолжить, но Хантер понял, что я имею в виду. Нехотя кивнув, он накрыл мои руки своими.
– Ты хочешь знать, занимался ли я с тобой сексом, когда ты была моей подопечной? Да, Ким. Ты вполне можешь попросить своего поверенного подать на меня в суд. И я не буду отпираться.
– Зачем?
– Затем, что это преступление. Ты не могла дать мне осознанное согласие. Ты зависела от меня. А я этим пользовался.
– Нет… Зачем ты признаешься? Ты же можешь сказать, что это такой же плод моего воображения, как и Хейвен, Кристина, Алан и все, что с ними связано.
Прежде чем ответить, Хантер будто раздумывал. С тяжелым вздохом, спустя несколько мучительно долгих секунд, он сказал:
– Знаешь, Ким, я не стану оправдываться. Я нехороший человек. Муж твоей сестры совершенно прав насчет меня: никаких моральных принципов, никакой порядочности. Абсолютный, совершенный подонок. Но…
