– Да. Полагаю, такой вариант посчитали слишком пессимистичным.
Я услышала, как Митт Хартли, председатель Комитета Цензуры, сидевший в нескольких рядах от нас, хвастливо рассказывал об изменениях в пьесе, ожидая, когда можно будет выйти из зала:
– Эта пьеса создает более подходящее настроение, не правда ли?
К его голосу присоединились другие громкие возгласы одобрения, но до меня долетало и недовольное бормотание некоторых представителей элиты. Я заметила декана Ортоса и Ло Тейрана, горячо спорящих на драконьем языке у противоположного прохода.
– Полная версия, – начал Ли, прочищая горло, чтобы заговорить на родном языке, – гласит…
Счастливы те, чья жизнь не знавала печали;
Но если дом сотрясала погибель,
Печаль постигала и детей их.
Он сделал паузу на слове «дети», и я почувствовала, как собственные воспоминания укололи меня.
С внезапным порывом нежности я потянулась взять его за руку.
И нашла в ней свою тетрадь.
Блокнот, в котором я занималась драконьим языком с Гриффом, который еще сегодня утром лежал в моей сумке среди других книг в моем кабинете.
Кто-то рылся в моих вещах.
И хотя я должна была ощутить гнев, на меня накатило только облегчение. Теперь я наконец-то могла все рассказать Ли.
ЛИ
Золотые поднялись и покинули театр, оставив нас одних в центре первого ряда с тетрадью между нами. Кислый привкус от фальшивой концовки пьесы постепенно покинул меня.
Мы наконец-то разговаривали. И мне даже не пришлось спрашивать.
– Гаресон пришел ко мне в ту же ночь после смерти Дака, чтобы попросить прощения. – Голос Энни хрипел, пока она пыталась все объяснить. – И предложить помощь. Я учила его читать, чтобы он мог передавать мне информацию.
– Так вот с кем ты встречалась во время ночных дежурств с Пауэром?
– Да.
От этого разговора мне полегчало. Все равно что сделать столь необходимый глоток воздуха после долгой задержки дыхания. Может, если мы будем говорить достаточно долго, то сможем обсудить все то, что скопилось после похорон Дака. Включая Мегару и Отверженных. Может быть, я смогу убедить ее раз и навсегда не сообщать ничего Атрею…
Энни на мгновение возвела глаза вверх, к позолоченному потолку. Она схватилась за деревянный подлокотник между нами, а затем выпрямилась и посмотрела на меня:
– Я хотела поговорить с тобой об этом потому, что Грифф не просто передает мне информацию. Я тоже помогаю ему кое-что провернуть.
Она выглядела напряженной, словно признание вызывает у нее беспокойство. Хотя, насколько я могу судить, это была вполне очевидная стратегия.
– Восстание?
Энни кивнула. Закрыла глаза и потерла переносицу.
– Мы думали использовать драхтаназию.
Внезапно я понял, почему в последнее время она казалась такой замкнутой.
Энни планировала еще одну Сиротскую ночь.
Восстание, когда вы лишаете своих правителей поддержки, а затем убиваете.
Бесспорная стратегия.
И так типично для Энни, которая всегда готова пойти на любые жертвы.
– Ах.
Облегчение, которое я испытал от того, что могу говорить свободно, быстро улетучилось. Как она могла говорить об этом со мной? Конечно, ужаса одной трагедии без поддельного счастливого конца мне вполне хватило. А теперь она хочет повторить ее?
– Дело в том, – продолжила Энни, бросив короткий взгляд в мою сторону, а затем снова отводя глаза, – что я не могу понять, где они взяли драхтаназию. Я знаю, что драконорожденным приходилось вычищать ее на протяжении многих поколений, и в литературе говорится о семейных тайниках, но я не знаю, где они могут находиться сейчас…
– Ты надеялась, что я знаю, где искать.
Энни кивнула:
– Ты знаешь?
Она наконец-то посмотрела на меня и увиденное в моих глазах заставило ее побледнеть.
Энни открыла рот, и на долю секунды я, охваченный каким-то пламенным бесстрастием, подумал о том, что Энни хочет извиниться, потому что она правильно поступала, скрывая все от меня, потому что мне ненавистна мысль о повторении таких зверств, как Сиротская ночь, которые напрямую коснулись моих родственников. Но в этот момент в другом конца зала раздался голос:
– Ли!
Кор пробирался через зал, расталкивая локтями выходящих гостей, прокладывая себе путь сквозь толпу к тому месту, где сидели мы.
– Ли, – выдохнул он, побледнев. – Мегара ушла.
ЭННИ
Вспомнить, что я могу доверять Ли, оказалось самым приятным ощущением. Чувствовать его руку в своей и рассказывать ему все. Это заставило меня задуматься о том, что даже причины поданного в Министерство Информации отчета будет несложно объяснить ему. Может быть, еще было не поздно достичь понимания – полного понимания ситуации.
Но когда я произнесла «драхтаназия» и увидела, как на его лице зарождается ледяная ярость, я поняла, что не смогу достучаться до него. Гул голосов золотых, выходящих из зала, стал приглушенным, когда я повысила голос.
Но тут у прохода рядом с нами остановился Кор, схватившись за одно из сидений, и я наконец-то услышала, что именно он кричал.
«Мегара ушла».
Я поднялась на ноги. Головокружение нахлынуло на меня с такой силой, что я уперлась рукой в кресло, чтобы удержать себя от падения, пока голоса сливались в моих ушах в один сплошной гул, а мой собственный голос стал неестественно громким.
Они сделали это во время представления.
– Ее увели.
Ли тоже встал на ноги. Его безумная улыбка померкла.
Лицо Кора исказилось.
– Что значит увели? – прорычал Ли.
Этот вопрос был бессмысленным, потому что мы все знали, что значит увели. Каждый из нас работал в Министерстве Информации, в Комитете по Перевоспитанию, в Подземелье. Каждый из нас знал, как это работает. Я дала ненужный ответ:
– Ее забрали в Министерство Информации для допроса.
Мы даже могли представить, как это случилось бы. Мегару бы постучали по плечу во время представления. Вывели бы в фойе, успокоили, если бы она сопротивлялась, и сопроводили бы к карете, которая доставила бы ее в Подземелье, не привлекая лишнего внимания.
Аресты золотых проводились наиболее незаметно.
Кор не собирался скрывать свои чувства. Выходящие из театра люди обернулись, чтобы взглянуть на разворачивающееся зрелище; я заметила Криссу в сверкающем платье, которая наблюдала за нами с дальнего конца прохода, опираясь на свой костыль. Пауэр пробирался к нам, словно горный кот, через толпу, не отрывая от меня взгляда.