В такие моменты моей основной задачей было сделать так, чтобы произошедшее послужило уроком на будущее каждому. Говорила ли женщина правду или нет – не главное. Важно только то, чтобы площадь, наводненная людьми, не увидела, как кто-то получает вторую продовольственную карточку в ответ на свои претензии.
Я кивнула подбородком в сторону охранника, а затем сказала вполголоса Пауэру:
– Проследи за ней, а когда отойдете от площади, дай незаметно вторую карточку. Будь осторожен…
– Я видела, как ты это сделала.
Я подняла глаза. Женщина, получив отпор от стражника, прошла мимо нас с пустыми руками. На мгновение я подумала, что она имела в виду то, что я только что сказала Пауэру, может, даже хотела поблагодарить нас, но затем увидела ярость в ее глазах. Ее голос сорвался на крик, пока она не отрывала от меня глаз.
– Видела, как ты сказала ему «нет», стерва.
– Успокойся, Сью, иди своей дорогой, тут ведь драконы неподалеку… – отозвался один из мужчин, стоящих в очереди.
Глаза женщины сверкали, словно бриллианты, а изо рта разлеталась слюна.
– И каково это – смотреть, как мы умоляем о крохах, когда ваши животы набиты серебряными и золотыми пайками? Мы все одинаково достойны!
– Ей не нужны проблемы, – сказал человек в очереди. – Иди домой, Сьюзан.
Женщина отвернулась от меня, изрыгая проклятия. Пауэр взглянул на меня, желая убедиться, что я не отменю приказ. Я кивнула, и он последовал за ней, доставая из кармана запасную продовольственную карточку. Я осталась на площади, под испытующими взглядами друзей Сьюзан в очереди, пока в моей голове крутились слова дурацкого протеста, который я хотела ей высказать: мое брюхо набито такими же пайками железных, как у нее, благодаря плакату, который Рок вывесил в трапезной.
По грязной площади пролетел клочок бумаги, ударившись о мой сапог. Я прижала его каблуком и прочитала последние новости от Отверженных: «Зернохранилища Каллиполиса».
Мой желудок, и так ссохшийся от голода, скукожился еще сильнее.
Когда Пауэр вернулся, на его лице не было ни капли привычной насмешки.
– Ты в порядке?
Я неуверенно кивнула. Протянула ему листовку. И посмотрев на нее, Пауэр разразился проклятиями.
– Это угроза национальной безопасности, – вскипел он. – Достаточно какому-нибудь триархистски настроенному дураку переправить одну из этих листовок на север…
Это и мне приходило в голову.
– Чем сегодня занимаются Ли и Кор? – громко поинтересовался он.
Я обхватила себя руками, почувствовав головокружение.
– Не надо.
– Ли проводит еще одно собрание по поддержанию боевого духа? Вдохновляет голодающих каллиполийцев своей пламенной риторикой?
На самом деле именно этим Ли и занимался в нескольких кварталах от нас. После нашего возвращения из питианской экспедиции он согласился снова проводить эти собрания. Он говорил о военных усилиях, говорил о том, что нужно затянуть потуже пояса ради Каллиполиса, говорил о нашем светлом будущем.
Но не говорил на темы, о которых писал под псевдонимом Сын Революции. Но тот же настрой, тот же оптимизм и видение будущего пронизывали его речи насквозь.
Я сказала ему, что у меня не было времени на обсуждение статей. Но после, прочитав ее, я увидела в ней Ли. Не того разъяренного, измученного парнишку, что вернулся с поединка, а того, кого знала всю свою жизнь. Кто любил глубоко, мыслил ясно, облекал свою любовь и взгляды в моральные принципы, вокруг которых строил жизнь. Он был способен разглядеть за мелочами нечто большее и благородное, даже если это потребует жертв.
Я узнала его глас, читая статью, увидела скрывающееся за идеями о равенстве, честной власти и демократии его знакомое горячее сердце, – любовь к тому, кого любить тяжело, способность разглядеть индивидуальность там, где раньше это казалось невозможным.
Это был тот Ли, которого я любила. Ли, который смог полюбить меня. Хотя мне в детстве пытались внушить, что такие, как я, недостойны любви.
Я читала его статью, думая, кто я такая, со всеми моими суждениями наместника, чтобы стоять на пути такой прекрасной надежды?
Я дала Пауэру единственный ответ, который он сможет понять:
– Может быть, людям не помешает немного вдохновения. Сейчас не так много поводов для радости.
Пауэр искривил губы, посмотрев на меня:
– Тебе нравится политика кнута и пряника?
Я расправила плечи, засунув руки в карманы униформы.
Нет. Мне не нравилась политика кнута. Но я знала, что у меня это хорошо получалось.
И когда у меня случались моменты просветления, я не обижалась на Ли за то, что он стоит по другую сторону баррикад, хотя когда-то мы собирались шагать навстречу будущему вместе. Я не винила его за то, что в нем сияло вдохновение, заставляющее его устремлять взгляд к звездам, в то время как мой взгляд не отрывался от горизонта и земли. В такие моменты я знала, что этот Ли, который порой усложнял мою работу, тот же прежний Ли, которого я всегда считала достойным человеком.
Это случалось в светлые моменты жизни. Но сейчас не один из них.
Пауэр бросил последний взгляд на листовку, а затем смял ее.
Еще один лист пронесся по площади мимо нас.
– Энни, пришло время начать с этим разбираться.
– Что? – глухо спросила я, хотя, конечно же, знала ответ.
Они повсюду, поняла я, пока осматривалась вокруг: листовки разлетались по площади, погрязая в грязном снегу. Никто из железных не смел прикасаться к ним в присутствии стражников, но они с любопытством разглядывали листовки, и я знала, что, как бы тщательно городская стража ни прочесывала город, стараясь конфисковать каждую из них, этого будет недостаточно.
«Разве аналитических статей недостаточно? – хотелось мне спросить Ли. – Почему ты заставляешь меня выбирать?»
Но его здесь не было, чтобы ответить на мой вопрос.
– Донести на них, – сказал Пауэр. – По крайней мере, на нее. Они должны найти эту типографию и закрыть ее.
Городская стража искала нелегальную типографию Отверженных на протяжении нескольких недель. Безрезультатно.
Я посмотрела на листовку. На послание от Дочери Саутсайда.
Вспомнила, как у меня все сжалось внутри, когда Мегара уселась рядом с Ли и улыбнулась мне.
Мне казалось, что я никогда не испытывала к ней такой неприязни, как в тот момент. Но ревность и горечь вовсе не значили, что я хотела, чтобы ее допрашивали или пытали, а именно это и случится, если я донесу на нее в Министерство.
– Мы не знаем…
– Мы знаем достаточно.
Я понимала, что в этой ситуации нельзя было положиться на Пауэра как на доверенное лицо. Идеализм Ли порой утомлял, но прагматизм Пауэра частенько настораживал. Как будто я смотрела на открывающуюся передо мной дорогу и мне она совсем не нравилась.
