Потому я буду поднимать моральный дух граждан так, как от меня ожидал режим. Но однажды я произнесу речь другого рода, и народ будет готов к ней.
Мне просто хотелось, чтобы я не чувствовал себя так, будто действовал за спиной Энни, двигаясь к своей цели.
За три дня до праздничных каникул Зимнего Солнцестояния Кор подошел ко мне после уроков с листовкой, о выпуске которой я не знал. Карта города с заголовком «Зернохранилища Каллиполиса».
– Ты дал?..
Его лицо покрывала мертвенная бледность.
– Мегара попросила, – ответил он. – Но я понятия не имел, что они планировали сделать с этой информацией…
Он так же хорошо, как и я, знал, что, в отличие от моих размышлений об идеальных формах правления, эта листовка предвещала решительные действия. В духе Мегары и Джестера.
Набеги, бунты, насилие.
«Послание от Дочери Саутсайда, – гласила листовка. – Народ заслуживает знать».
ЭННИ
Мне не снились ночные кошмары с самого детства. Теперь же мне не давал покоя сон, от которого я не могла избавиться, который настигал меня каждую ночь, если я не посещала на дюнах Гриффа, и который вряд ли можно было назвать кошмаром, но я каждый раз просыпалась с ощущением, будто у меня вырвали сердце.
Во сне я просматривала списки отрядов, которые первыми будут атаковать противника, и обнаруживала, что все-таки записала Дака в отряд Ли. Но внезапно понимала, какая же я глупая, ведь Дак не пошел в атаку. Он был жив. Дак стоял прямо за углом, прямо там…
Я просыпалась с такой всепоглощающей надеждой, что меня прошибал пот. А после, хотя я этого не заслуживала, хотя я – последний человек, который этого заслуживал, тянулась под подушку и касалась кусочка кирасы Дака, думая, сколько же недель, месяцев или лет мне понадобится, чтобы забыть его лицо, как я забыла лицо своей матери.
Много лет назад я узнала, что нужно делать, чтобы кошмары не будили других. Зарывать звуки, которые не можешь остановить, в подушку, пока от недостатка воздуха не закружится голова и не высохнут слезы. Этот старый трюк был похож на давнего друга. Горе походило на давнего друга. Друга, который приходит ко мне и душит меня по ночам.
В один из таких моментов проделывания старого трюка я услышала чужие всхлипывания, доносящиеся с кровати в соседнем ряду.
Алекса была на ночном дежурстве, Крисса по-прежнему находилась в лазарете. Единственная стражница, оставшаяся в женском общежитии, – Дейдра, и я не думала, что, если зажгу лампу и подойду к ней, она захочет меня видеть.
Я – командир, ответственный за ту миссию. Из-за меня Макс проявил милосердие к питианскому наезднику-простолюдину, разорвавшему его на части.
Но когда мне удалось разбудить ее от кошмара, она свернулась калачиком в моих объятиях и заплакала.
– Прости, что разбудила тебя, – прохрипела она.
Прежде чем освоила тот трюк с подушкой, я тоже так говорила. Обнимая ее, я чувствовала, как на меня накатывает прилив сострадания, которое не выразить словами.
У меня хватит сил, чтобы вытереть собственные слезы и утешить кого-то еще.
В день, когда Отверженные обнародовали карту городских зернохранилищ, я находилась в Чипсайде и вместе с Пауэром следила за распределением пайков. Мы стояли плечом к плечу, наблюдая, как очередь огибает площадь, утрамбовывая недавно выпавший снег в коричневую кашицу. Наши драконы, плотно прижав крылья к телу, чтобы сохранить тепло, сгрудились на насесте, установленном в центре площади.
Я не могла вспомнить, когда пришло осознание того, что в паре с Пауэром проще нести дежурство на земле, а также в те ночи, когда встречалась с Гриффом. Просто в какой-то момент общение с ним стало менее утомительным, чем с кем-то другим. Каждую ночь я просыпалась от кошмаров о Даке, мчалась с учебы, которая теперь давалась мне с огромным трудом, едва успевая на тренировку с Ли, которая всегда проходила в напряженном молчании. После этого во время воздушного патрулирования я отслеживала сообщения с северного побережья на предмет движения из Бассилеи и несла дежурство в городе, охваченном волнениями, подогреваемыми публикациями Отверженных. Это напряжение не проходит даром, и потому было гораздо легче иметь такого партнера, как Пауэр, который способен хранить мои секреты.
Какую выгоду из этого извлекал Пауэр, я не знала, потому что он выглядел таким же измотанным, как и я, но никогда не жаловался. Он приспособился к нашей новой жизни и реагировал на все со своей неизменной иронией.
– Итак, – начал он, как будто мы прогуливались по парку, а не стояли на краю площади под пристальными взглядами голодных горожан. – Какие у тебя планы на праздник Зимнего Солнцестояния?
Мои планы заключались в том, чтобы как можно меньше времени думать о Даке. Или о его доме, куда меня не пригласили. Или о Ли, который будет там вместе с Кором. Мой желудок заурчал, потому что пайки все время урезали, а порции сокращали. Я не ела со вчерашнего вечера.
– Иду на тот спектакль в Яникульский театр.
В знак признания тяжелого положения Каллиполиса этой зимой традиционный пир во Дворце по случаю празднования Зимнего Солнцестояния был заменен торжественным открытием зимнего сезона спектаклей, посвященных событиям Революции. Были приглашены все чиновники Министерств и старшеклассники Лицея. Будут подаваться напитки, но на этот раз без закусок. Они хорошо усвоили урок последнего налета на Лицей.
Пауэр закатил глаза:
– Не считается, потому что это обязательное мероприятие для стражников.
Я уступила:
– Пойду в библиотеку. Мне нужно почитать о Сиротской ночи, чтобы подробно рассказать Гаресону.
– Самый жалкий способ провести праздник Зимнего Солнцестояния, который я когда-либо слышал, Антигона.
В последние дни на вежливость Пауэра можно было рассчитывать примерно в половине случаев. На остальную половину у меня просто не оставалось сил. В любом случае эта история стара как мир. Пауэр смеялся над моим сиротским происхождения, сколько я себя помню.
Над нами на насесте Итер пытался освободить себе место. Раздался треск крыльев и писк, когда Аэла отпихнула его. Пауэр, нахмурившись, посмотрел на них, а я вдруг почувствовала, что улыбаюсь. Совсем чуть-чуть.
Хорошая девочка.
– Карточки украли. Клянусь, их украли, прошу вас…
Из дальнего конца очереди из распределительной будки до нас долетели громкие голоса. Меня пронзило знакомое ощущение ужаса, смешанное с адреналином.
– Простите, мадам. Если мы уже вычеркнули вас из списка на неделю, то…
– У меня дети. Прошу…
Нынешней зимой подобные ситуации происходили все чаще и чаще, всполохи недовольства звучали все громче, подогреваемые речами и листовками Отверженных, вместе с лозунгами, которые они писали на стенах, взывая к справедливости. Охранник, стоящий лицом к лицу с женщиной в будке, выглядел озадаченным. Его взгляд устремился в нашу с Пауэром сторону. Взгляды всех железных, которые слышали перепалку, переместились на плачущую женщину.
