– Мы все одинаково достойны, – пробормотала она фразу известного дамианского философа. Он считался основателем философии в Дамосе.
Один за другим, пока корзина передавалась по кругу, граждане сдавали свои браслеты и повторяли фразу. Серебряных браслетов не было, большинство были железными или бронзовыми, и только Мегара – единственная обладательница золотого браслета. Но в корзине лежали три серебряно-золотых: мой, Кора и Лотуса, который появился в комнате в последний момент перед началом собрания.
– Отец опаздывает, – сказал он Мегаре. Он кивнул Кору и мне, откидывая копну жестких волос с глаз, и придвинулся к столу. – Добро пожаловать в ряды второй Революции.
Кор ухмыльнулся в ответ, словно предвкушая веселую вечеринку.
– Поэты за Отверженных? – переспросил он. – Отлично!
Лотус разразился смехом:
– Рад, что указ вас не отпугнул.
Чувствовал ли Атрей те же воодушевление и веру в свои силы десять лет назад?
Рыжебородый мужчина, сидящий напротив меня, сложил руки на груди. Тот самый человек, который приставил нож к горлу Пауэра в ночь налета на Лицей.
– Это тот, о ком я думаю? – спросил мужчина.
Мегара развернула свиток на покрытой вмятинами поверхности стола.
– Так и есть. Ли, познакомься с Джестером – предводителем народного сопротивления.
– И повелителем улиц, – пробормотал Лотус, прикрывая рот рукой.
Дверь со скрипом отворилась, и вошел владелец паба Вэл Лазаре вместе с отцом Лотуса Ло Тейраном. Последний раз мы с Тейраном разговаривали в мужском туалете, где он пытался взять у меня интервью для своей эпопеи о Дворцовом дне.
И тут выясняется, что он связан с радикальной группой протеста?
Неожиданно.
– Еще раз здравствуйте, Лео, – поприветствовал он меня. – Сегодня никаких разговоров о поэзии, обещаю. – В его странно спокойном голосе прозвучали смешинки.
– Зовите меня Ли, – отозвался я, услышав в своем голосе резкие нотки.
Они с дядей Мегары заняли последние места за столом. Тейран был стройным, смуглым и ухоженным мужчиной, в то время как тучный Вэл Лазаре заполнил оставшееся пространство своим огромным телом, на котором едва ли не трескалась по швам неопрятная туника. Как у Мегары и Кора, у Лазаре была оливковая кожа, выдающая его дамианское происхождение, а в голосе выделялись четкие согласные, характерные для говора жителей Саутсайда. Несмотря на его скромный вид, судя по поведению остальных, стало понятно, что Лазаре – их лидер.
– Молодец, Мегара, – заговорил он, оглядывая меня и Кора так, словно мы жирная дичь, привезенная с охоты. – Это настоящий успех.
Мегара с улыбкой обернулась ко мне:
– Ли! Расскажи, о чем говорил раньше.
Многие за столом были достаточно молоды, чтобы быть студентами Лицея. Дядя Мегары и Ло Тейран – единственные из взрослых, а из женщин здесь присутствовала и Ана, сестра Кора из железного сословия. Я откашлялся:
– Если во Внутреннем Дворце начали издавать указы против вас, значит, вы по-настоящему привлекли их внимание. Воспользуемся этим. Позвольте мне взять на себя письменную часть работы. Я могу вести риторику, писать тексты для листовок Отверженных таким образом, что золотые воспримут их всерьез.
Лазаре вскинул бровь.
– Я же говорила тебе, дядя, – отозвалась Мегара.
– У нас для тебя была более важная роль, Ли, – сообщил Ло Тейран.
Казалось, я был единственным, кто оказался в замешательстве: Кор со своей сестрой с ухмылками на губах переглянулись, а Лотус, вздохнув, поднял на меня глаза.
– Ты уже на полпути к тому, чтобы тебя воспринимали как одного из главных кандидатов на должность Защитника, не так ли? – подсказал Тейран, словно я нерадивый ученик. – Возможно, любимый кандидат золотых?
О! Так вот почему Мегара так стремилась завербовать меня.
Меня охватило внезапное беспокойство.
– Это случится нескоро. Атрей не собирается уходить в отставку в ближайшее время.
Тейран и Лазаре переглянулись.
– Да. Он не планирует, ты прав. Но мы ставим перед собой долгосрочные цели. А когда придет время, начнем укреплять позиции, – сказал Лазаре.
– Я хотел добиваться конституционных реформ…
– Отлично. У тебя будут все возможности для их проведения в качестве преемника Атрея.
– Любые реформы потребуют сильного руководства, – добавил Тейран. – Голоса, к которому люди будут прислушиваться.
Прозвучало не слишком демократично.
Впервые я обсуждал преемственность с Энни – единственным человеком, который еще меньше, чем я, был заинтересован в том, чтобы сын Повелителя драконов вновь обрел власть. Но только сейчас я осознал, как это было важно. Мегара, золотые, все эти люди в комнате… Неужели они просто смотрят на меня, видят Грозового Бича и наделяют меня властью? Все свое детство я пытался избавиться от убеждения, что драконорожденный заслуживает власти по праву рождения, но теперь, когда моя личность раскрылась, остальные, казалось, были намерены снова навязать мне прежние убеждения.
Хотя в аргументах Лазаре и Тейрана был какой-то смысл. Самый простой способ обеспечить реформы – взять бразды правления в свои руки.
Но я не видел взгляда Энни, который успокаивал бы меня, и ее отсутствие давило на меня пустотой.
– Я могу… могу это сделать. Но я бы хотел писать.
Голос Ло Тейрана безжизненно прошелестел в тишине:
– Это можно устроить, но тебе пока придется писать под псевдонимом. Тем временем вам следует начать посещать мероприятия на Яникуле и возобновить посещение городов с визитами для поддержания боевого духа. Необходимо наладить контакт с людьми по обе стороны реки.
Я услышал собственный голос, задающий последний вопрос, словно торговец, пытающийся найти выгоду до последнего:
– Что с набегами?
Мегара вздохнула. Лазаре, упершийся мозолистыми руками в стол, словно собираясь подняться, остановился:
– А что с набегами?
Удивительно сложно противостоять этому владельцу паба.
– Это может повредить вашим долгосрочным планам.
Лазаре помрачнел, будто я неудачно пошутил.
– Не будет никаких планов, если люди не будут есть, Ли, – ответила за него Мегара тихо.
Джестер, повелитель улиц, фыркнул, словно был твердо убежден, что перед ним человек, который ни дня в жизни не голодал. Что было, конечно, ошибочно, но я все равно удержал себя от ответа.
Конечно, я был согласен, но все не так просто.
Лазаре бросил взгляд на окно, затянутое темными шторами.
– Может, остальное обсудим в другой раз? Город голодает, а у нас есть хлеб, чтобы накормить их.
