– Грифф, я не… никогда не хотел, чтобы это было так.
Его глаза были так близко, так близко от меня, как когда-то глаза Джулии. Только его глаза были невероятно темными, почти черными.
– Все не так, – прошептал я.
Наши едва слышные голоса превратились в шепот, и я скользнул кончиками пальцев по его шее, перебирая локоны на затылке.
– Почему? – спросил он.
– Потому что я хочу этого.
Дело сглотнул, прекрасное, чувственное зрелище, и я прижался своими губами к его.
Когда я уходил, то не сказал ему куда.
Около полуночи мы летели со Спаркером над низинами и болотами северного побережья Каллиполиса, знакомыми мне по картам, которые показывал Нестор, разглагольствуя о Долгожданном Возвращении. Бесплодные Дюны – необитаемый участок земли на полпути между фортом Арон и Бассилеанским мысом. Вздыбленные дюны были покрыты мертвыми морскими водорослями, что напоминали мне сегодня море тьмы, которое озаряло лишь пламя одинокого костра, притулившегося между двумя дюнами в нескольких сотнях ярдов от берега.
Который легко заметить с воздуха, а с земли – почти невозможно.
Антигона.
Ждала со своим драконом и другим наездником, тем самым, который был с ней в прошлый раз.
– Я знал, что ты придешь, – сказал я ей.
В отблесках костра я увидел, как приподнимаются уголки ее губ.
Другой наездник выступил вперед.
– Меня зовут Пауэр, – сообщил он. – Это Итер. Мы немного полетаем над вами, пока вы двое проходите… школьный курс для крепостных. Или как там это называется.
– Спасибо, Пауэр, – поблагодарила Антигона. – Ты можешь идти.
Но Пауэр, казалось, только разгонялся для хорошей длинной угрозы.
– Смотри без фокусов, – сказал он мне, – а не то я заставлю тебя мечтать, чтобы твои хозяева…
Антигона огрызнулась на него на каллийском, и он закатил глаза.
Как только Пауэр сюр Итер взмыл в воздух, Энни снова повернулась ко мне. Ее маленькая аврелианка свернулась калачиком у огня, ее чешуя отливала красным в свете пламени, и Энни расстелила на песке рядом с ней шерстяное одеяло.
– Ты голоден?
– О да. Всегда.
Она раскрыла ранец, достала книги и хлеб и устроилась на одной стороне одеяла. Я жадно вгрызся в хлеб и, лишь проглотив половину, заметил, что Антигона наблюдала за мной, вместо того чтобы разделить со мной трапезу. Я с трудом проглотил кусок.
– Я думал, у вас нехватка еды.
Между ее бровями пролегла складка, подчеркнутая теплым свечением огня. Мне пришло в голову, что, вероятно, не стоило говорить о нехватке продовольствия, вызванной нашими воздушными ударами по их торговому флоту.
– Это не относится к таким людям, как я, – ответила она.
– Тебе повезло.
Антигона потерла большим пальцем лоб.
– Я принесла учебник драконьего языка, – сказала она, постукивая костяшками пальцев по одной из книг, разложенных на одеяле между нами. – Но перед этим я хочу задать тебе несколько вопросов.
Несколько вопросов оказались допросом. Антигона открыла блокнот и в течение часа расспрашивала меня о Новом Питосе. Цифры, имена, родословные, карты, которые она заставляла меня рисовать. А затем задала некоторые вопросы второй раз. Сначала я подумала о том, что она просто не успела записать ответы, но потом догадался, что она перепроверяла меня на предмет несоответствий. Убеждалась, что я не сфабриковал факты.
Профессионально.
– И еще кое-что, – сообщил я ей. – Иксион добивается союза с Фрейдой. Бассилеанской принцессой. Вот почему в нашем порту оказались те корабли. Те, которые вы… сожгли.
Антигона покачала головой:
– Фрейда? Дочь Божественного Короля? Что он хочет от нее?
– Она достигла брачного возраста. Думаю, он надеется, что те сожженные корабли заставят ее выбрать сторону.
Антигона медленно выдохнула, сдувая прядь волос с лица.
– Что ж, – угрюмо сказала она. – Если она займет его сторону, это будет объяснимо. У нас с ними некоторые разногласия.
Передернув плечом, она вытащила учебник, открыла его и повернула так, чтобы я мог видеть первую страницу. Она передвинула свой фонарь по одеялу, чтобы осветить книгу.
– Это алфавит драконьего языка, – объяснила она.
Пока мы занимались, наши драконы устроились поближе к нам, и Спаркер прижался головой к моему боку. Лицо Антигоны было сосредоточенно, ничто не отвлекало ее внимания, за исключением одного раза, когда она подняла глаза и заметила, что я тру морду Спаркера в том месте, где ее сжимал намордник, причиняя ему боль.
– Он заперт на ключ?
– Приварен.
– И давно он у него?
– С тех пор как он вспыхнул. А потом занялись остальными.
– Он вспыхнул первым?
В голосе Антигоны послышались странные, непонятные мне ноты.
– Да. Но это произошло в неудачное время. Мы вроде как… напали на кое-кого. Кого-то из драконорожденных.
Антигона посмотрела на нас, вскинув брови, словно была не уверена, смеяться ей или ужаснуться. Я сделал вдох и признался в своем самом ужасном преступлении.
– Мы вроде как напали на Иксиона сюр Нитер.
Это было и остается одним из самых приятных моментов в наших со Спаркером жизнях. И даже помня, что все закончилось намордником для каждого дракона наездников смирения, я не смог бы с уверенностью сказать, что не повторил бы подобного, если бы представилась такая возможность.
Иксион ревел как ребенок. А я не мог перестать смеяться, даже во время последовавшего за этим наказания.
– О, – выдохнула Антигона.
– Пришлось оправдать свое имя
[1], не так ли? – пошутил я, похлопывая Спаркера по боку.
Губы Антигоны удивленно приоткрылись, а на лице появилась улыбка, которую она не могла объяснить.
Я дал Спаркеру имя в шутку. Но к тому моменту, как они поняли, что я сделал, он уже настолько привык к имени, что не реагировал ни на что другое. Но когда он вспыхнул и выстрелил пламенем в Иксиона сюр Нитер так, что Дело и Джулии пришлось нас оттаскивать, тот факт, что я самовольно выбрал дракону имя, только обострил ситуацию, обеспечив меня более суровым наказанием.
Я был уверен, что они сбросят меня с дракона, как только закончится срок ареста. Но когда они вместо этого надели на наших драконов намордники, я почти пожалел, что они этого не сделали.
Через час вернулся Пауэр сюр Итер, а у меня уже трещала от учебников голова. Антигона сунула мне в руки учебник, а также чистый блокнот и перо для практики, после чего мы договорились о новой встрече через три ночи. Она пристегнула ранец к своему дракону, а я потушил костер и, в конце концов, набрался смелости спросить ее.
