Рок сжал пальцами короткие прядки своих светлых волос.
– Однако, признаюсь, я немного разочарован нашими потерями, – добавил Холмс. – Они оказались больше, чем ожидалось.
Потери. Дейдра, оплакивающая Макса. Кор, грубо кричавший, что я должна была уберечь его брата. Дак, стремительно падающий вниз. «Потери».
Я ответила на незаданный вопрос:
– Мы оказались… не готовы к столь серьезной агрессии со стороны наездников на драконах в намордниках.
Люциан Ортос, молодой начальник штаба, который однажды усомнился в том, что мне хватит духу обстрелять норчианских крестьян, с невозмутимым спокойствием наблюдал за нами, сидя рядом с Холмсом. Все это время он молчал, и лишь теперь я услышала его мягкий, вкрадчивый голос:
– Наездники, к которым вы приказали проявить милосердие?
Я понятия не имела, как он узнал об этом.
– Да.
Холмс поднял руку, останавливая Люциана.
– Вы отменили приказ? – тихо спросил он.
Отменила? В воздухе, где для связи были только горн и рожки? В пылу сражения?
Но правда заключалась в том, что мне это даже в голову не пришло.
Мое молчание само по себе стало ответом.
Люциан Ортос ухмыльнулся, словно я только что доказала правоту его предубеждений, но у меня не было сил даже думать об этом.
– С этого момента, – продолжил Холмс, и его голос стал убийственно спокойным, – больше никаких различий. Если на нем питианский знак отличия, вы стреляете по нему.
Сквозь сковавший меня ужас я распознала свой собственный голос:
– Есть, сэр.
Но он не закончил:
– Меня не волнует, норчианец это, дракон в наморднике или в цепях. Если на нем новопитианские доспехи, он – наша цель. Хочешь дружить с простолюдинами, ищи их в своих деревнях и дружи, но те, кто из Нового Питоса, – враги. Как и их хозяева. И отныне это наша политика.
Сидящий рядом со мной Пауэр заерзал, раздраженный неожиданной грубостью Холмса. Даже Люциан Ортос был скорее изумлен, чем доволен. На краткий миг я вспомнила, как Грифф Гаресон приподнял козырек и сказал: «Над тобой». Но это было последним, что Холмс хотел услышать от меня.
И поскольку Дак был мертв, потому что Грифф слишком долго мешал мне, не позволяя ему помочь, я тоже больше не хотела об этом думать.
ГРИФФ
Я не мог их найти.
Ни в разрушенном Дворце, ни в дымящейся Крепости, ни на улицах, по которым я бежал, выкрикивая их имена.
Я не мог их найти, и это означало только одно.
Я был тем, кто сообщил Агге печальную весть об Имоне два года назад. Помню, как возвращался домой, как подбирал слова. Как у нее подогнулись колени, когда я произнес их.
Племянники были тогда совсем крохами.
Помню, как сказал ей, что она не останется одна.
Теперь я даже этого не смогу сказать. Как мне сказать своей бедной сестре, которая тихо плачет по ночам в подушку, думая, что я не слышу, которая всегда улыбается своим детям по утрам, что и они тоже…
Мои ноги по мере приближения к дому все больше слабели. Мысль о том, что до моего прихода домой было «до», а когда я переступлю порог и сестра увидит мое лицо, наступит «после»…
В переулке возле нашего дома свернулась небесная рыбка, все еще находящаяся в боевых доспехах.
И тут я увидел, что наша дверь распахнута. Внутри дома было так светло от зажженных повсюду свечей. А в дверном проеме выделялась высокая худощавая фигура, чье смуглое лицо и вьющиеся волосы я узнал бы с другого конца земли.
Я переступил порог.
Бекка и Гарет висели на руках у Агги, целые и невредимые. Агга смеялась и плакала, обнимая их, а дедушка обнимал ее. А Гарет говорил:
– Мы уже два раза летали на драконе!
И Дело тоже находился здесь. По-прежнему облаченный в доспехи, покрытые пеплом, он объяснял им на норише, тщательно подбирая слова, что пришел бы раньше, если бы ему не нужно было прятать других норчианцев в склепе… Потом он обернулся и увидел меня.
– Грифф, – прохрипел он.
И хотя в этой освещенной свечами комнате толпились мои смеющиеся и плачущие домочадцы, мне казалось, что мы остались с Дело наедине.
Я упал на колени и прижался губами к его сапогу.
Дело издал дрожащий вздох. И заговорил так, словно каждый звук причинял ему боль.
– Грифф, – шептал он. – Грифф, вставай…
Но я не вставал. Я прохрипел ответ, которому меня учили в детстве, на языке моего народа, а не его, потому что именно на норише следовало выдавать подобные признания:
– Прими, мой господин, благодарность своего слуги за милость незаслуженную…
Дело наклонился. Он присел на корточки, оказываясь лицом к лицу со мной. А затем он прошептал мне на ухо одно-единственное слово:
– Довольно.
Мы застыли совсем близко друг к другу, практически соприкасаясь лбами. Я не смел поднять глаза, не желая, чтобы он увидел мое залитое слезами лицо, и понял, каково это – полностью потерять достоинство и даже желание сохранить его.
Он снова пробормотал мое имя, а затем его рука нашла мою на твердом земляном полу. Что-то прохладное, металлическое вдавилось в мою ладонь. Я медленно разжал пальцы, посмотрев на то, что он мне дал.
Ключ от цепи Спаркера.
– Я сделал дубликат… прежде чем вернуть Иксиону, – прошептал Дело. – Но увидев, что произошло сегодня, я…
Мы по-прежнему соприкасались лбами, сидя на полу. Дело протянул дрожащие пальцы вверх, коснувшись меня под подбородком, и я наконец-то поднял голову, чтобы взглянуть на него. Мы находились в нескольких дюймах друг от друга. Я видел перед собой его темные глаза, и когда он снова заговорил со мной, его дыхание обдало меня теплом.
– Сделай то, что должен. – Голос Дело дрожал, будто эти слова пугали его.
ЭННИ
Военный Совет закончился ближе к ночи. Коридоры форта были темными, узкими, и в них гуляли сквозняки. Когда последние силы покинули меня, я замерла на винтовой лестнице, а Пауэр, следующий за мной, тоже остановился.
– Где Ли?
Я слышала, как дрожит мой голос. Чувствовала, как она надвигается, волна горя, которая вот-вот обрушится на меня, а я, предчувствуя ее приближение, могла думать только о том, что мне нужен Ли.
Мне хотелось, чтобы у меня была мать, которая обняла бы меня, отец, который утешил бы, но у меня их не было. У меня был лишь он.
Пауэр моргнул, услышав мой вопрос.
– Он… Я думаю, он все еще с Кором.
«Ты просто сидел там. Ты мог бы его спасти».
